|
|
|
 |
Новости | Конференция | Чат | База данных | Творчество | Сообщество | О сайте | English |
|
Помощь сайту |
 |
 |
 |
 |
|
Музыкант – Подсудимый, тебе понятен приговор? У тебя есть право на последнее слово. Т-тонг поднял глаза. Судья стоял в двух шагах, сурово глядя на него. Зраки его мерцали красноватым – признак сдерживаемого гнева Т-тонг посмотрел на большие, отполированные до блеска, правильной формы жвалы судьи и улыбнулся. – У тебя очень красивые челюсти. Я только сейчас разглядел… В зале зашумели. – На казнь отправляется, ещё и шутки шутит, придурок! – возмутился Патриарх, присутствовавший здесь же. – Всё в порядке, мудрейший, – сдержанно ответил судья. – Ведите его. Т-тонга выволокли из зала суда. Народ повалил с трибун, направляясь к месту казни. Зал быстро опустел, остались только Патриарх и судья. – Идиот, ¬– выругался Патриарх. – Интересно, он сам понимает, что натворил? Прогневать Шоррака! Ему хорошо, его казнят. А что делать нам? – Как он вообще дошёл до такого? – судья нервно щёлкал клешнями. – Сумасшедшему что только на ум не придёт… ¬– буркнул Патриарх. – Пойдём на казнь. Народ сейчас в смятении. Я должен успокоить его. * * * Т-тонга волокли к пропасти. Зевак столпилось великое множество. Никто не порывался линчевать осуждённого, как это было, когда его только схватили. Все наблюдали с молчаливым торжеством, с суровой безжалостностью к преступнику, целиком и полностью заслужившему своё наказание. За те несколько дней, что длился короткий судебный процесс, Т-тонг как-то совершенно отупел и уже практически ничего не соображал. Он не сопротивлялся, когда его подтащили к краю пропасти, спокойно, неподвижно стоял, пока палач сильным пинком не столкнул его вниз. Торжествующий рёв прокатился по толпе, народ ринулся к краю пропасти, желая взглянуть на казнённого. Т-тонг плюхнулся в вязкий кисель, наполовину заполнявший пропасть, и мгновенно застыл. Теперь его было трудно различить в море замороженных тел таких же казнённых. Это своего рода кладбище, где покоились все приговорённые преступники, называлось Океаном вечного сна. * * * Т-тонгу снилось его прошлое – лишь отдельными отрывками, эпизодами, но так точно и подробно, словно он переживал его их раз. Вот его первое воспоминание. Он, совсем ещё ребёнок, не умеющий говорить, почти ничего не понимающий, сидит перед отцом, который внимательно и строго его изучает. – Не знаю, не знаю… – бормочет отец. – Какой-то он… безнадёжный. – Брось, – подошла мать. – Немножко необычный, но в целом вполне нормальный. – Нормальный?! Ты посмотри в его глаза. Внимательно посмотри. Он же тупой! – Никакой он не тупой, Чи! – В глаза, говорю, посмотри! Почему они не горят? – Ну и что, Чи! Загорятся ещё, только не сразу. Необычный немного мальчик, ничего страшного. Оставь его! – Оставить? Ну, если ты просишь… Однако, какие у него маленькие клешни... Ладно, пусть остаётся. Вот только чую я – пойдёт учиться, сверстники-то его и прибьют. Печально, но у нас родился слабак, поверь мне… * * * Следующий эпизод относился к тому времени, когда он только начал учиться. Вот он стоит против своего сверстника, с которым их поставили в спарринг на уроке борьбы. Раз – и тот цапнул его клешнёй, руку обожгло болью. – Стоп! Стоп! – сердито крикнул тренер. – Чего ты стоишь? – кинулся он на Т-тонга. – Защищайся! Уворачивайся от атак, хватай его, кусай, бей! Используй клешни, руки, ноги, жвалы! Не стой на месте! – Хватать? Кусать? – О, Шоррак, в кого ты такой заторможенный… Явно не в отца с матерью. Да, хватать! Да, кусать! Ну! – Но ему же… больно будет, – пробормотал Т-тонг. Тренер удивлённо посмотрел на него, потом рассмеялся. – Конечно же, больно! А ты как думал? Это же урок борьбы! Урок жизни! Жизнь – это борьба! Только так! – Но… – Надоел! – учитель стукнул Т-тонга тяжёлой клешнёй по голове. – Хватит рассуждать! Борись! Клешни у Т-тонга были маленькие, однако отец чуть ли не насильно заставлял его натачивать их каждый день. Он посмотрел на них… Потом на противника. – Начали! Оппонент Т-тонга снова бросился на него. Т-тонг отскочил назад, выкинул вперёд клешню и щёлкнул. Противник попятился, держась за руку. Т-тонг кинулся на него и вцепился жвалами в шею. Кажется, прокусил. Тот закричал. Неприятно, пронзительно, жалостно, прямо над ухом… Т-тонг не выдержал и отпустил соперника, отскочил. Крик означал проигрыш. – Вот видишь! – кричал учитель. – Из тебя может выйти толк. О… – он присмотрелся к жвалам Т-тонга, – да у тебя на них кровь осталась! Молодец… Запомни этот вкус. Тебе ещё придётся привыкнуть к нему, и ты полюбишь его… Можешь ещё драться? – обратился он к проигравшему. Тот, охая, зажимая рукой рану, покачал головой. – Валяй к доктору. Ты тоже свободен. Вкус крови Т-тонгу не понравился. Отойдя подальше от поляны, где проходило обучение, он с отвращением отплевался. Этот вкус, крик, когда Т-тонг сам чуть ли не физически ощутил боль укушенного соперника, навсегда отпечатались у него в памяти и привили ему стойкое отвращение к дракам. * * * Новый эпизод. Недовольное лицо отца. – Что это значит?! Учитель борьбы жалуется, что ты отказываешься драться, ничему не учишься, а половину занятий просто не посещаешь! Ты что, хочешь вырасти слабаком? Которого первый же соперник переломит пополам одним движением клешни? С которым ни одна здравомыслящая женщина не станет заводить детей? – Нет… А по-моему, очень даже хочешь! Слышишь! – отец схватил Т-тонга за плечи и сильно встряхнул. – Ты что, совсем дурачок? Почему ты не хочешь учиться? Т-тонг промолчал. – Как только ты родился, я сразу увидел, что ты какой-то не такой. Ты мне показался каким-то… мягкотелым. Я боялся, что тебя просто убьют ещё в процессе обучения. У тебя вон и клешни маленькие. Но я ошибся, я рад этому. Недавно только учитель хвалил мне тебя, рассказывал, как легко ты победил. В чём дело? Почему ты не хочешь учиться дальше? Т-тонг никогда не мог спорить со своим отцом. – Да ты просто ленишься! Т-тонг промолчал. Что сказать? Правду? Что ему не нравится причинять боль? Что он не может привыкнуть не то что к вкусу, но даже к виду чужой крови? Если б он объяснил отцу истинную причину, тот, пожалуй, рассердился бы гораздо сильнее. Если отец и презирал какие-то качества в мужчине сильнее, чем физическую слабость – так это «сопливость», о которой он просто не мог говорить без раздражения. Поэтому пусть уж лучше сочтёт его лентяем. – Молчишь? Значит, я угадал… – отец походил по комнате, потом подошёл к Т-тонгу и в упор посмотрел ему в глаза. – Один только раз говорю тебе, сынок, – учись! Не ленись, мой мальчик, иначе мне придётся поговорить с тобой по-другому! Выбить всю дурь из твоей башки, понимаешь? Понимаешь меня? * * * Следующий отрывок из прошлого относился уже где-то к середине года обучения. Мимо их селения протекала река. Т-тонг любил спускаться к ней, садиться у берега, смотреть на воду, думать, мечтать о чём-нибудь. Последнее время он всё мечтал о «глупом времени» – так назывался весь период истории их народа до прихода Шоррака. «Каждый действовал, думая не только о благополучии себя и своей семьи, но и о том, не повредит ли, не помешает ли это остальным. Эта осторожность только замедляла развитие… …Сильный стремился помочь слабому, делом и благом, думая, что тянет его за собой, но на самом деле всё обстояло наоборот – слабый утягивал сильного на дно. Ведь сильный, способный, вместо того, чтобы позаботиться о собственном состоянии, тратил свои ресурсы и время почём зря на слабого и бесполезного, всё равно ни к чему не способного… …Поэтому не было много хорошо развитых и успешных семей, но были больше всё средние, одинаковые… …И мы были другими. Мы были мечтательными, тратили слишком много времени на бессмысленное занятие, которое с пафосом называли «духовным обогащением»… …И были сплошной застой и постоянство, но не было развития и движения вперёд. Но потом пришёл Шоррак и открыл нам глаза…» Т-тонга почему-то заинтересовали те времена, несмотря на всю их глупость. Он хотел узнать о них как можно больше, но расспросить было не кого – отец всегда сердился, другие смеялись, но никто не мог сказать больше, чем было написано в учебнике по истории. Других книг на эту тему у Т-тонга не было. Оставалось только фантазировать, представлять всё самому. И воображение почему-то невольно рисовало лица живущих в то время более весёлыми, разговоры – более непринуждёнными, жизнь – более лёгкой и счастливой. Т-тонгу было приятно пребывать в таком мире, и он стремился уединяться как можно чаще, чтобы погрузиться в грёзы. Вот и сейчас он спускался к реке, чтобы снова помечтать. Кроме Т-тонга, никто не занимался такими бессмысленными глупостями, поэтому обычно ему никто не мешал. У него даже было одно любимое место – крохотный кусок пляжа, укрытый со всех сторон деревьями, который всегда пустовал. Однако в этот раз Т-тонг ещё на подходе увидел, что его место занято. Кто-то сидел к нему спиной и смотрел в воду. Осторожно, стараясь не шуметь, Т-тонг тихо вышел на пляж. Сидящий, очевидно, не услышал его из-за шума реки. Он тяжко вздохнул, потом всхлипнул и крепко выругался. Т-тонг узнал Кек-нана, своего сверстника. Тот плакал. – Кек? – спросил Т-тонг. Тот вскочил. – Что ты забыл здесь, Тэ? Ты подсматривал за мной? – Кек-нан угрожающе поднял клешни. – Нет-нет, я просто… – Если ты кому-то скажешь, что я плакал… – плакать для мужчины считалось одним из самых позорных проявлений слабости. – Я не собираюсь никому говорить о тебе! – Я хорошо знаю тебя, Тэ! Ты тряпка. Ты трус. Ты боишься драться. Боишься вида крови! Я легко одолею тебя! Ты никому не посмеешь сказать! – Кек-нан явно струхнул перед Т-тонгом, заставшим его в таком виде. – Но я не собираюсь никому рассказывать, Кек. – Да-да, конечно! Мы с тобой соперники, Тэ! Каждый из нас претендует на звание лучшего ученика к концу года! Хотя тебе всё равно ничего не светит… Принизить соперника, получить преимущество над ним – любой бы поступил так! Почему я должен тебе верить? – Что у тебя случилось? Может, я могу помочь? – Что? Ты смеёшься, что ли? – Нет, правда, – искренне сказал Т-тонг. – Скажи, что произошло? Кек-нан несколько секунд разглядывал Т-тонга, а потом как-то странно ухмыльнулся. – А… Да ты же… Соболезнуешь? Ну что ж… – пробормотал он скорее про себя. – Шипастые плоды. Для задания. Я не собрал даже минимального количества, вдобавок растерял часть. Теперь я провалюсь, а отец убьёт меня… – он тяжело вздохнул. – Я мог бы поделиться с тобой частью своих… – Да ты что, совсем сумасшедший, что ли? – крикнул Кек-нан, растерянно и злобно улыбаясь. – Нет… я собрал больше, чем надо. Думаю, если я дам тебе часть, чтобы ты не провалил задание, то ничего страшного не будет. – Ты дурак? – Кек, всё так же улыбаясь, почему-то попятился от Т-тонга и ступил в воду. – Ты же знаешь, что эти плоды понадобятся нам для следующего испытания, и у кого будет больше, тому будет легче всех победить! – Ну и что… не так уж я и стремлюсь к победе. Да и ты зато сможешь поучаствовать. – Дурак… – с какой-то жалостью прошептал Кек-нан и опять криво ухмыльнулся. – Что ж, если ты правда дашь мне шипастых… я буду очень благодарен. * * * Он сидел на уроке основ семьеведения. Урок проходил ночью, был разожжён костёр, возле которого стоял учитель, читавший лекцию. Ученики расположились вокруг в три ряда. Т-тонг сидел позади, не слушая, погрузившись в размышления. «Глупое время» не давало ему покоя. С момента прихода Шоррака прошло уже не одно поколение, очевидцев тех времён не осталось. Т-тонг, кажется, искал где только можно, но не нашёл больше никаких книжек по истории, кроме того самого учебника, где «времени» посвящалась одна крохотная главка. Похоже, прошлое было утеряно навсегда. Или стёрто Шорраком? Шоррак, – думал Т-тонг, – кто такой этот Шоррак? Бог и прогресс, который пришёл к их народу, подарил ему идеальный мир и сделал его счастливым; всеобщий отец, покровитель. Другой точки зрения не существовало. Но для Т-тонга этот образ как-то не вязался с реальностью. Разве его народ счастлив? Почему все живут в постоянном напряжении, воспринимают друг друга как соперников, врагов? Разве нельзя жить иначе? Разве таким должен быть идеальный мир? Все говорили, что да, только таким и должен – он и не может быть иным! Шоррак показал им истину, заключающуюся в прогрессе; показал единственно верный образ жизни, как стремление к этой истине, познав который, никто и ни за что от него откажется. При этом понадобилось уничтожить практически всю память о прошлом, а те крохи, что остались, выставить на посмешище, назвать «глупыми»? Есть ли другие народы, другие расы, которые живут иначе? Может, знание о них тоже было уничтожено? Разве понадобилось бы всемогущему богу поступать таким образом? Однозначно о Шорраке Т-тонг знал только то, что он является их народу только раз в год, в один и тот же день, в священном месте, называемом Великая площадь. Присутствовать на площади в этот момент было священным долгом каждой взрослой особи. Явление бога сопровождалось жертвоприношением. В качестве жертвы использовалась молодая девушка, которая должна была соответствовать каким-то определённым требованиям. Больше он ничего не знал – не взрослых на церемонию не пускали. – Тэ, – к нему тихонько подполз один из его сверстников, Эк-кул. – Привет, Эк, – радостно шёпотом поприветствовал его Т-тонг. – Выглядишь очень расстроенным. – Да… – Что-то случилось? – Тэ… Помоги мне, Тэ! Я бы попросил у кого-нибудь ещё, но мне все отказывают… Ты у нас самый добрый, отзывчивый… Если не ты, то никто… – Конечно, Эк, говори, в чём дело? – спросил Т-тонг. – Учебные жетоны для поединков… Я дважды выходил на дуэль и проиграл оба своих! Завтра мы все показываем, кто сколько насобирал… Не представляю, как я выйду с пустыми руками… – Эк-кул чуть не всхлипнул. – Прости, Т-тонг… у тебя… не найдётся лишнего? Хотя бы одного? – Без проблем, Эк, – Т-тонг порылся в кармане, достал один медный жетоны и отдал его Эк-кулу. – Спасибо, Тэ! – Эк-кул мгновенно повеселел, заулыбался и, не сказав ничего больше, пополз обратно на своё место. – Дурак, – произнёс кто-то прямо над ухом Т-тонга. Он повернул голову и увидел А-зеру. С этой девушкой он волей случая сходился в учебных поединках чаще, чем с кем-либо другим (после наставления отца он ходил на каждый урок, хотя и приходилось пересиливать себя), и, конечно, всегда ей проигрывал, так как практически не пытался драться. А-зера сердилась и постоянно ругала его за то, что он и сам не учится, и ей не позволяет, и всё пыталась учить его жизни, выступать в роли наставника. – Разве ты не понял? Он поимел тебя. Да ещё так легко… Ты сам понимаешь, какой ты дурак? – Почему дурак? – Заткнись! Вот ты не ходишь на дуэли, и не знаешь. А между тем, Эк-кул – один из лучших. И у него практически нет поражений. Он просто обманул тебя, получил халявный жетон. Дурак… – Ну и что? – Что «ну и что»? – Если ему это так надо, пусть забирает… Мне эти жетоны не интересны, я лучше ему помогу. А-зера несколько секунд разглядывала его, а потом рассмеялась. – О, Шоррак, какой же ты смешной! Да ты реально дурачок какой-то ненормальный. Добренький. О тебе и так уже ходят слухи как о наивном лопухе, который всем помогает за просто так и которого кто угодно окрутит. Ты в своём уме? Кек-нан о тебе как-то всем рассказал, как ты ему шипастых плодов отсыпал. Собственных плодов! Кек бы даже не прошёл на битву, если б не ты, но как ты позорно выступил в итоге… Расшвырял свои плоды за минуту, даже не попал ни в кого… Да ты, наверное, ни в кого и не целился! Тебе это тоже было не интересно? Где ты витаешь? Почему ты такой ты нежненький, чувствительный, что тебе ударить или укусить кого даже трудно? Теперь ещё этот мажор начнёт трындеть всем подряд, что ты ему просто так отдал свой жетон! Да тебя же теперь пользовать будет каждый второй! А ты слабак. Учишься хреново, и постоять за себя не сможешь... Тебя это не беспокоит? Господи, неужели действительно можно быть таким дураком… – Не знаю, я помогаю им, и мне это не мешает… Ну или не сильно мешает… Но их проблемы серьёзнее, чем мои… А-зера захохотала. – Их проблемы серьёзнее! Ты прям как те идиоты, что жили в «глупое время»! Ну ты даёшь! Учитель одёрнул А-зеру, и она испуганно смолкла… * * * Надурил я тебя, Тэ! Как последнего идиота! Наплёл, а ты так сразу и повёлся! Учитель меня уже похвалил за то, что части своего успеха я добился не только тупо дуэлями, но и хитростью! Сказал, что я достигну больших высот! Эк-кул стоял и смеялся Т-тонгу в лицо, а с ним несколько его друзей. – Что ж, я рад, что смог тебе помочь, – просто ответил Т-тонг. – Чего ты говоришь? Да я обдурил тебя! Околпачил, как последнего дурня! Ты просто лох! – Да мне и не нужен мне был этот жетон, я даже не участвовал во всём этом… – недоумённо ответил Т-тонг. Эк-кул заметно растерялся. – Ну ещё бы! – он, кажется, пытался во что бы то ни стало обидеть Т-тонга. – С такими мелкими клешнями тебе всё равно ничего и не светило. Не клешни, а какие-то… щипчики! – крикнул он, не найдя более подходящего сравнения. Его друзья загоготали. – Да мне всё равно, – Т-тонг ободрительно улыбнулся Эк-кулу. – Честное слово! Ты не волнуйся, ты меня не обидел, всё в порядке! Эк-кул удивлённо вытаращился на него. С минуту он просто смотрел на него, а потом прищёлкнул жвалами. – Ребят, да он и правда того… тронутый! Друзья опять загоготали. – Пойдём отсюда, чего с этим психом говорить! – смеясь, Эк-кул и его свита удалились. К Т-тонгу подошла А-зера – всё это время она, оказывается, стояла неподалёку, наблюдая. – Какой же ты трус, – презрительно сказала она. – Даже не тяпнул клешнёй этого придурка. – А зачем? – удивлённо спросил Т-тонг. – Он тебя просто надул, а ты это так и оставил? – Нет, но мне и правда всё равно, – горячо принялся объяснять Т-тонг. – Серьёзно, я ни на секунду не думал о том, чтобы победить в этом конкурсе, я просто не хотел! Я же даже ни в одной дуэли не поучаствовал! – Но он смеялся над тобой! – крикнула А-зера, – издевался! Он только всем и рассказывает о том, как он тебя оболванил! Твою мать… – вздохнула она, увидев, что Т-тонг никак не реагирует. – Он прямо в лицо называл тебя дураком и психом, это просто оскорбительно! Ты разве не понимаешь – не постоишь за своё достоинство, по тебе все начнут топтаться! – Почему оскорбительно? Он прав, я, наверное, и есть дурак и псих… – задумчиво пробормотал Т-тонг. – Ты чего это? – удивилась она. – Сам на себя наговариваешь? – Ну, меня все называют дураком… Даже мать, даже отец. Да и ты. Я не люблю драться, я не люблю кровь. Я делюсь со всеми, хотя меня учат, что надо заботиться только о себе. Я постоянно мечтаю о том, чтобы жить в «глупое время», значит, я такой же глупый… Я не боготворю Шоррака, недолюбливаю его… А-зера поспешно закрыла ему ладонью рот. – Соображай, что говоришь! Шоррака он недолюбливает. Еретик! За такие слова тебя бы до полусмерти избили! – Прости, – испугался Т-тонг, – я не хотел напугать тебя. – При чём тут напугать… Блин, Тэ, какой же ты дурень! – Вот видишь! И ты тоже, получается, меня оскорбила? – Конечно! – И я, получается, должен за это что-то с тобой сделать? – Ну да! Хотя бы цапнуть клешнёй – минимум! – Я никогда этого не сделаю. Я могу причинить боль кому-то, если уж понадобится – просто я никогда не хочу этого делать. Но тебя я не трону. – Почему это? – с каким-то интересом спросила она. – Ну… ты хорошая. Она расхохоталась. – В жизни не слышала такого неуклюжего комплимента! Знаешь, Тэ, ты хорош тем, что с тобой можно проявить какие угодно слабости, и ты ими не воспользуешься. Просто расслабляешься, стоя рядом с тобой! Но как продолжатель потомства, ты, прости, ноль. Ну чего сможет добиться семья с тобой во главе? Самому не смешно? – Но я не думал ни о чём таком! – запротестовал Т-тонг. – Я просто сказал, как думал… Ты действительно хорошая! Я вижу, что ты беспокоишься обо мне, постоянно пытаешься учить меня жизни, хотя мне это и не надо. И я тебе благодарен. А о том, чтоб в будущем заводить с тобой семью, я не думал… – Ну и дурак! – оскорбилась А-зера. – Знаешь, делай что хочешь. Я больше не буду над тобой смеяться, но и читать тебе нотации тоже не буду. Только если вдруг окажешься в полном дерьме – я тебя предупреждала! И будь добр – если нас на уроке снова поставят в спарринг – дерись как следует! Мне нафиг не надо терять форму только потому, что ты не хочешь дружить с головой! Она развернулась и ушла. Т-тонг растерянно смотрел ей вслед… * * * Год обучения Т-тонга и его сверстников подошёл к концу. Оставалось только посвящение во взрослую жизнь, до которого оставалась целая свободная неделя. Т-тонг, как обычно, сидел на берегу реки, кидал в воду камешки и думал… О посвящении он знал, кажется, всё, что только можно – от учителей, от родителей, от сверстников, которые только об этом и говорили. Посвящение совершалось всегда в один и тот же день – в день явления Шоррака. Узреть бога и поклониться ему и значило вступить во взрослую жизнь. Т-тонг, наконец, увидит его… И, конечно, явление, по традиции, будет сопровождаться кровавым жертвоприношением… Ну почему он так и не смог понять? Почему ему кажется, что образ Шоррака и его заслуги перед этим миром не соответствуют реальности? Почему он, Т-тонг, видит эти нестыковки? Почему ему хочется бросить вызов самому богу – зачем? Никто же не ропщет. Почему для всех, кроме него, всё логично и очевидно? Зачем всемогущему, мудрейшему существу, желающему народу исключительно добра, приносить в жертву целую жизнь? Т-тонг не раз задавал этот вопрос. Ему всегда отвечали примерно одинаково: бога не дано постичь; об этом не нужно рассуждать; одна жизнь в год – вовсе не большая плата за тот счастливый мир, что Шоррак создал для нас; жертва – дань уважения богу. Зачем нужна жертва тому, кто настолько всемогущ, что ни в чём не нуждается, и кого подчинённый народ и так восхваляет так, как только может? Символ, обряд? Но зачем ради этого губить чью-то жизнь? Наиболее значимыми признаются только успехи, достижения той или иной семьи, достижения личности – а тут эту личность уничтожают просто так, ради какой-то традиции? Почему эта традиция вообще существует до сих пор, при том, что единственно верным побуждением считается стремление к искоренению пережитков, к рациональности и постоянному движению вперёд? Т-тонг схватился за голову. Да, он действительно идиот, сумасшедший. Никто, кроме него, не мучается подобными вопросами! И уж тем более не бунтует против бога! Только он, почему-то только он! Сзади послышались шаги. Т-тонг обернулся и увидел А-зеру. – Я слышала, что ты любишь проводить здесь время, – вместо приветствия сказала она. Он улыбнулся ей. – Искала меня? – Да… мне как-то нечем было заняться, вот я и решила найти тебя. Попрощаться. – Попрощаться? – Да. Мне сегодня сообщили. Меня приносят в жертву Шорраку через неделю… Проклятье, – она смутилась, – мне же не велели рассказывать кому-либо… Хотя что это меняет... – В жертву? – Ну да. Каждый год Шорраку приносят в жертву девушку, находящуюся на рубеже между детством и взрослой жизнью, признанной наиболее достойной для этого. Получается, что я посвящусь во взрослую жизнь, увидев его, а потом меня сразу убьют. Вот так. – Тебя? В жертву? Но как? – А что такого? – спокойно спросила она. – Меня признали наиболее достойной, ты удивлён? Я всегда была лучшей. – Но неужели тебе абсолютно всё равно? Она задумалась. – Честно говоря, – сказала она наконец, – мне как-то… не по себе. С одной стороны, я рада… По идее. Это очень большая честь, меня признали наиболее достойной… Жертва – это очень почётно. – Ты говоришь это как-то без особой радости. – Понимаешь… Как бы это объяснить. Я не пойму, зачем я вообще жила. Я всё время старалась быть лучшей, чтобы в итоге найти лучшего партнёра и создать лучшую семью. А тут как-то оказалось, что всё было впустую… Или иначе меня не признали бы лучшей? Вот только если я лучшая, зачем меня убивать, если б я могла достичь серьёзных высот, послужить прогрессу? Я не понимаю… – Я тоже думал об этом, – серьёзно сказал Т-тонг. – Верно говорят – бога нельзя постичь. Мы не сможем понять смысла его действий. И истина у него своя, не такая, как у нас… А ещё… А ещё я просто не хочу умирать, – прошептала А-зера. – Даже ради Шоррака. Я трусиха. Но, – вдруг громко и резким тоном сказала она, – это не имеет значения. Так должно быть. Так было, так будет всегда. И я подчинюсь. Помолчали. – Так было не всегда, – вдруг произнёс Т-тонг. – Наш народ уже существовал до прихода Шоррака. – Да-да, ты просто тащишься от этого своего «времени», – обычным грубоватым, насмешливым тоном сказала она. – К чему ты это? – Аз… ты когда-нибудь чувствовала себя счастливой? – Чего? – Знаю, по-дурацки звучит, но всё-таки? – Я же лучшая из лучших, Тэ! Конечно, я чувствовала себя счастливой. – А сейчас? – И сейчас я счастлива. Меня удостоили чести быть принесённой в жертву Шорраку! Конечно же, я счастлива! – Только что ты говорила по-другому. – Да мало ли что я говорила, Тэ! Может, я просто дурачила тебя. Я поняла кое-что. Шоррак – бог, несущий прогресс, значит, он сам и есть прогресс! Принести себя в жертву Шорраку – принести себя в жертву прогрессу. Всё просто! – Я всё равно не понимаю… – пробормотал Т-тонг. – Тэ, ты правда пытаешься понять бога? Пытаешься рассуждать, как бог? Бедный! – она рассмеялась. – Нет, честное слово, ты сумасшедший. – Шоррак не бог, – выпалил вдруг Т-тонг. А-зера смолкла. – Ты… ты соображаешь, что говоришь? – осторожно, с ужасом и каким-то восхищением спросила она через несколько секунд. – А ты смел… Тебя же можно спокойно бросить в Океан за такие слова! – Но ты же не расскажешь? – А если? – А какое тебе дело? Теперь-то. Она снова погрустнела. – Мне теперь вообще ни до чего нет дела. Поэтому я маюсь, Тэ. Я места себе не нахожу, я не знаю, чем заняться – всё так бессмысленно теперь… И всё же, почему ты говоришь, что Шоррак не бог? – Мне это трудно объяснить, мне кажется, что это всё такой бред… Говорят, что Шоррак сделал всех нас счастливыми, но я не вижу этого. Сильные, как ты, может и счастливы. Но счастлив ли слабый? Тот, кто проигрывает? Он же слишком слаб, чтобы способствовать прогрессу, значит, его жизнь не имеет смысла! И его выкидывают на помойку, какое тут счастье? И я тоже несчастлив… Для меня жизнь тоже не имеет смысла. Но не потому, что я слаб – а потому, что смысл жизни может быть только один, а я его не понимаю. Я не верю, что мне надо постоянно бороться с кем-то, кого-то кусать, бить, делать кому-то больно, чтобы иметь право быть счастливым… Если наш народ счастлив, то почему же мы постоянно боремся за это счастье? А-зера молчала. – Вижу, ты не понимаешь… Но я же псих. Как можно понять психа? Это только мне всё кажется каким-то неправильным, почему-то только мне одному! Что же это, если не сумасшествие? – Просто не думай, Тэ, – посоветовала А-зера. – Зачем? Хочешь бунтовать? Против чего? Против самого уклада нашей жизни? Проповедовать? Никто тебя не послушает. Первый же встречный тебя отведёт в суд… – она зевнула, – ну а там прямой дорогой в Океан. Лучше изменись сам, прими мир таким. Т-тонг задумался. – Значит, всё останется так, как есть, навсегда? – Конечно. Ничто не изменится, никогда. Постоянство! А что в этом плохого, Тэ? У нас хорошее общество. Может, действительно не все в нём счастливы, зато мы идём вперёд. Всегда. – И ничего нельзя сделать? – Да зачем же? Конечно, нет. Бог вечен и всемогущ. – Шоррак не бог. – Дурак! – Аз, – сказал Т-тонг. – С Шорраком можно бороться. Я же борюсь. Я, конечно, лишь псих, но если б с ним нельзя было бороться, я и не был бы психом! Я бы просто рассуждал, как и все остальные. – Какое ему дело, как ты рассуждаешь? – Будь Шоррак всемогущ, он заставил бы меня быть таким, как все. Зачем прогрессу нужен я? Ни на что не годный дурачок, который никогда не создаст семью и не принесёт никакой пользы? На меня в семье только еду зря переводят. А-зера пожала плечами. – Шоррак не бог, – повторил Т-тонг. – И он не прогресс. – Всё равно, как ты думаешь, Тэ. Ты совсем один. – Почему один? Ты же меня поддерживаешь? – Поддерживаю в чём? Ты что, хочешь бросить вызов богу? Так ты псих, который задумал невозможное. Дурак, который захотел улететь в небо и машет целый день руками, надеясь подняться в воздух. Как я могу тебя поддерживать? Да я даже не понимаю, против чего ты. – Я думаю, что мы можем жить гораздо лучше. Гораздо счастливее. Не надо будет постоянно бороться. И при этом мы будем процветать. – Ерунда, Тэ. Ну откуда ты это взял? – Так мы жили в «глупое время». А Шоррак всех нас поработил. И изменил наше сознание. – Ты бредишь, Тэ, – А-зера расстроилась. – Всё это не так. Сделай Шоррак нам хуже – мы бы сразу прогнали его. – Но ведь он же вечный, всемогущий, идеальный бог! Ты сама говоришь это! Разве могли мы с ним бороться? – А ты говоришь, что он не бог. Выходит, что могли, но не стали. Мне грустно за тебя, Тэ, что ты не можешь жить, как все, грустно потому, что я хорошо отношусь к тебе. Все твои проблемы в твоей голове – ты слишком много думаешь о том, чего не можешь понять, и, конечно, только путаешься. Прости, мне надоело с тобой спорить. Прощай, – она обняла его. – Увидимся на посвящении. * * * Т-тонг остался сидеть один. Не так давно он подробнейше выспросил родителей о жертвоприношении, и теперь знал о нём практически всё. Т-тонг, конечно, ожидал, что А-зера может стать жертвой, и всё же эта новость его расстроила – он относился к ней лучше, чем к кому-либо из своих знакомых. Жертвоприношение совершалось стабильно каждый год, в одно и то же время, на протяжении поколений. На памяти родителей Т-тонга, критерии отбора жертвы не менялись ни разу. Неизменным был и ритуал. Т-тонг запомнил его с их слов до мелочей. В центре Великой площади находился алтарь – простая, ничем не украшенная и не усложнённая конструкция формы усечённой пирамиды высотой около десяти метров, с одной лишь лестницей, ведущей на платформу на вершине. Посередине платформы находился ритуальный стол, поверхность которого, в противоположность алтарю, была испещрена причудливой вязью желобков для крови. Народ собирался примерно за час до явления Шоррака. На вершине самого алтаря присутствовал только Патриарх, читавший проповеди, пока бог не сходил к ним. Народ стоял внизу рядами со стороны подъёма на алтарь. Место семьи Т-тонга всегда находилось в первом ряду, с незапамятных времён. По описаниям родителей, Шоррак представлял собой сгусток, парящий над алтарём. Когда он появлялся, все преклонялись перед ним. В отличие от Патриарха, Шоррак не был многословен, поэтому жертвоприношение начиналось практически сразу же. Девушка, выбранная жертвой, поднималась на алтарь сама, никто не мог сопровождать её. Затем она ложилась на стол. Поза тоже была всегда одинакова – на спине, вытянув руки вдоль туловища, согнув ноги в коленях. Затем происходило событие, всегда вызывавшее у всех особый трепет, называемое передачей – часть сгустка, то есть Шоррака, на миг обволакивала руку Патриарха, которую тот поднимал кверху, после чего в ней возникал ритуальный нож с призрачным, матово светящимся лезвием. Патриарх убивал жертву ударом в сердце – нож легко пронзал тело насквозь. Когда кровь заполняла желоба на поверхности стола, Шоррак обволакивал его на несколько минут, после чего практически сразу улетал. После народ ещё в течение длительного времени воздавал хвалу богу, затем все расходились. Т-тонг подробно воспроизвёл в голове всю картину. Все эти мелочи, детали в рассказе родителей говорили о какой-то абсолютной идентичности всех церемоний. Даже тексты молитв и проповедей были одинаковыми и воспроизводились в определённом порядке. Считалось, что в этом однообразии и проявляется постоянство и нерушимость Шоррака и установленного им порядка. Ничто не менялось и не нарушалось долгие годы… Т-тонг задумался. Эта неизменность во всём… В одном ритуале она проявилась так же, как и во всей жизни их народа – абсолютно неподвижной и однообразной, несмотря на постоянные «движение вперёд и прогресс», являющиеся единственным девизом, кредо, установленным Шорраком. В том, что их жизнь стояла, он не сомневался – не менялись ни уклад жизни, ни порядки, ни традиции – ничего! Как и идеалы – все стремились к одному – создать как можно более успешную, прогрессивную семью, вырастить как можно более приспособленных к жизни детей, превзойдя в этом остальных. Никому не приходило в голову что-то менять. И всегда был Шоррак. А-зера только что сказала ему: «Ничто не изменится, никогда. Постоянство!», а когда Т-тонг спросил, неужели совсем ничего нельзя сделать, ответила: «Конечно, нет». Т-тонг прозрел. Он понял, почему никто, кроме него, никогда не задумывался о несовершенности их бытия. Всё заключалось именно в этой всеохватывающей, всепоглощающей неизменности. Когда кто-то рождается и живёт всю жизнь при одних и тех же порядках, знает из истории, что его предки жили так же, ему в голову просто не приходит мысль, что может быть как-то иначе. Не было даже других примеров жизни – считалось, что их народ единственный существующий во всём мире. Т-тонгу почему-то казалось, что это не так. Сам Т-тонг, впрочем, оставался для себя загадкой – как он один смог дойти до этого? Почему он один считает, что всё может быть по-другому? И не может ли это быть просто каким-то страшным заблуждением, бредом его больного ума? Ему на ум опять пришёл ритуал. – Они говорят, что нельзя ничего изменить. Но ведь можно, – прошептал он вслух. – Не всю жизнь, но хотя бы малое… Но всё равно изменить! Просто они не могут себе этого представить. Они несчастны и не понимают этого… Но если я покажу им, может, они проснутся! Может… Он представил, что ему надо сделать. И ему стало страшно. * * * Как и всегда, на церемонии семья Т-тонга стояла в первом ряду. Патриарх уже почти час читал проповеди, но Т-тонг не понимал ни слова – он был слишком взволнован мыслью о том, что ему сейчас предстояло. За последнюю неделю он успел несколько раз продумать свой план до мелочей, но теперь, когда настал момент этот план реализовать, он чувствовал, что в последний момент легко может струсить. – Помните, – вещал Патриарх сверху, – заботьтесь лишь о себе, о своей семье и о своём хозяйстве! Помните, что хороши все методы приумножения своего достояния. Ибо если кто был обворован или ограблен – он сам виноват, ибо был достаточно слаб, раз не смог защитить собственного имущества, и богатство его перешло к более сильному, более достойному, к тому, кто сможет разумнее распорядиться им. И это верно, ибо в постоянном стремлении усилиться и в то же время достаточно защититься от остальных мы непрестанно идём вперёд. Прогресс – разве может быть иная цель у вечно существующего народа? Недопустимо лишь убийство, ибо оно вредит прогрессу. Это преступление карается вечным сном в Океане, ибо нет других способов убедиться, что убивший не убьёт когда-нибудь снова. «Карается вечным сном в Океане» – повторил про себя Т-тонг. Он знал это, но только сейчас подумал об этом всерьёз. Смелость постепенно уходила из него. Тем временем Патриарх закончил чтение. Через минуту небо вдруг потемнело. Где-то вдалеке стали одна за другой бить молнии, явно не природного происхождения. Патриарх воздел руки к небу. – Бог! – крикнул он. – Ты явился к нам, чтобы мы снова смогли доказать тебе свою любовь! И тут же наступила гробовая тишина. Над алтарём повисло нечто, напоминавшее большое облако дыма. Все упали на колени, уткнувшись лбом в землю. «Вот ты какой, Шоррак» – подумал Т-тонг, последовав их примеру. Он не был впечатлён. – Отлично, – прогремело облако. – Отлично, – тишина повисла примерно на минуту. – Вы отлично справляетесь. Эгоцентризм… как много эгоцентризма… я чувствую его в каждом из вас! Это замечательно… Ведите жертву! Все снова встали. А-зера, стоявшая прямо напротив лестницы, вышла вперёд. «Вот и всё» – подумал Т-тонг. Она взошла на первую ступень и стала медленно подниматься. Всё вокруг будто замедлилось. «Может, просто схватить её и сбежать?» Она преодолела несколько ступеней. «Нет, никто не позволит тебе этого сделать». Ещё несколько ступеней. «Ты же всё продумал. Не надо ничего менять в последний момент». «Меня просто убьют. Я преувеличиваю важность этого ритуала! Ничего не изменится, всё окажется напрасно». «Ты боишься? А чего ты боишься? Всё равно твоя жизнь не имеет никакого смысла. Зачем ты живёшь? Ты никак не можешь содействовать прогрессу. У тебя не будет ни семьи, ни имущества. Ты будешь маяться и, в конце концов, либо умрёшь от тоски, либо сам убьёшь себя. Ты должен попробовать». «Верно». А-зера преодолела уже около половины лестницы. «Ты упустишь момент! Иди! Пора!» – Пора! – Т-тонг не сдержался и выкрикнул эту мысль вслух, рванулся вперёд и стал быстро подниматься по лестнице за А-зерой. «Сломать ей ноги. Она выживет, но ритуал будет сорван!» Она обернулась. «Нет!» «Действуй наверняка!» – Прости, А-зера! – прокричал Т-тонг, выхватил из-под одежд огромный нож, который вынес из дома, подскочил к ней и, что есть силы, полоснул её по горлу. Она даже не вскрикнула – молча повалилась и покатилась вниз. Она сбила его с ног, но он тут же поднялся и стал наблюдать, как она падает к подножию алтаря. Он был весь забрызган кровью. «Кровь! Ненавижу кровь. А она бы всё равно умерла» – подумал Т-тонг. На него нашло какое-то оцепенение, он просто стоял на ступеньках и смотрел на лежащее внизу тело. Такой же ступор, похоже, нашёл и на остальных. До сих пор никто, кроме него, не издал ни звука, никто не попытался его остановить. Все по-прежнему стояли на своих местах и молча смотрели то на него, то на А-зеру, то на Шоррака… Никто, казалось, ничего не понимал. Т-тонг увидел внизу множество пустых глаз. Сотни каких-то абсолютно бессмысленных взглядов вперились в него. Наваждение вдруг прошло – он стряхнул с себя оцепенение и продолжил быстро подниматься наверх. Вторым проснулся Шоррак. – Идиот, что ты делаешь! – прогремел он. – Остановите его! Его голос разбудил и всех остальных. Толпа сразу ринулась к подножию. Все пытались подняться по лестнице и устроили невообразимую свалку внизу. Никто не мог подняться, каждый отпихивал другого. Те, кому удавалось преодолеть пару ступеней, скатывались обратно или их зачем-то стягивали другие. Никто не обращал внимания на тело А-зеры, его совершенно затоптали. – Идиоты! – опять загрохотало облако. – Прочь от алтаря, прочь от тела, черви! Толпа поспешно хлынула назад и снова выстроилась рядами, как послушное стадо. Т-тонг, тем временем, добрался до подножия и кинулся на Патриарха. Но тот уже был готов ко всему. Он отпихнул Т-тонга ногой и со всей силы сжал клешнёй руку, в которой тот сжимал нож. Пытаясь высвободиться и в то же время не сделать руке ещё больнее, Т-тонг заизвивался перед Патриархом, но тот был чуть ли не в два раза больше своего неожиданного противника и легко заломал его, приведя в неподвижное состояние. – Ты что делаешь? – прошептал Патриарх в каком-то шоке на ухо Т-тонгу, сидя у него на спине. – Ты что, мать твою, делаешь? – Хватит! – заорал Шоррак. – Ведите жертву! Родители А-зеры кинулись к её изуродованному телу, взвалили его на плечи и принялись поднимать наверх. – Придурки! – загрохотал Шоррак так, что все зажали уши. – Что вы делаете? Зачем мне этот труп? Мне нужна живая! – Найдите другую девушку, которая только что посвятилась! – крикнул Патриарх. – Нет!! – взревел Шоррак. – Другая не подойдёт! Нужна избранная! – Прости, великий бог! – Патриарх, попытавшись поклониться, рухнул сверху на Т-тонга. – Это никак невозможно, она мертва! Послышался страшный рёв. Стало совершенно темно, земля затряслась. Молнии засверкали тут и там. Ярости Шоррака, казалось, не было предела. Народ внизу распластался на земле. – Нам конец, – услышал Т-тонг необычно спокойный голос Патриарха у себя над ухом и мысленно согласился с ним. – Что вы наделали, черви!? – послышался грохот. – Как вы могли допустить!? Вы даже не представляете, ЧТО вы наделали!! Вы ещё узнаете… Вы триста раз узнаете! Никому не будет пощады! Облако вытянулось в струю дыма, которая закрутилась кольцом, затем рванула в небо и исчезла. Сразу стало тихо. Погода снова нормализовалась, земля успокоилась. Патриарх и Т-тонг неподвижно лежали, один на другом, прислушиваясь… * * * – Убей его! Растерзай! Отдай его нам! Толпа внизу неистовствовала, теснясь вокруг подножия, однако никто не предпринимал попыток подняться по лестнице. – Тихо! – крикнул Патриарх. Он стоял, сжимая руки и клешни Т-тонга, который уже не сопротивлялся. Толпа затихла. – Всё должно быть неизменно, – строго сказал Патриарх. Этот, – он встряхнул Т-тонга, – обычный убийца. И судить его будут как обычного убийцу. * * * После этого Т-тонгу приснился скоротечный судебный процесс, на котором его приговорили к Океану вечного сна. А потом… Потом ему стало сниться будущее. В нём он был жив. И А-зера была жива. Все были живы. Всё было хорошо. * * * Патриарх постоял на краю пропасти, глядя вниз, затем развернулся к толпе. – Этот преступник был просто сумасшедшим, – объявил он. – К сожалению, это сумасшествие проявило свою опасную сущность только сейчас. Но в этом ничего страшного. Он хорошо знал, что у всех присутствовавших на казни был один и тот же вопрос: «И что теперь? А как же Шоррак?» На этот вопрос у него не было ответа. Но было необходимо успокоить всех. – Шоррак прогневался на нас, – сказал Патриарх. – Мы очень серьёзно провинились перед ним, допустив оплошность, в результате которой ритуал, ежегодно проводившийся испокон веков, был сорван. Но, как я уже говорил, в этом нет ничего страшного. Если бы Шоррак не простил нас, он уничтожил бы нас ВСЕХ! – он сделал особый акцент на этом слове. – Всех. Всех. Прямо тогда же, на Великой площади. Но мы живы, значит, он простил нас. И он обязательно явится нам на следующей церемонии, а может, и раньше. Ничего не изменится. Не беспокойтесь… Эпилог Из книги «Существа Нашего и Не Нашего мира» (все экземпляры были уничтожены с приходом Шоррака), глава «О Музыкантах»: «Из всех невиданных тварей, что существуют в Не Нашем мире, одними из самых загадочных являются «внимающие музыке струн души», или, по-простому, Музыканты. Настоящее имя этих тварей неизвестно, ибо мы не знаем, как они себя называют, и называют ли вообще. Музыканты – таинственные сущности, которые питаются так называемой «музыкой души», которой являются любые проявления духовной составляющей Нашего мира – например мысли, эмоции, черты личности, характер. Музыкантов великое множество, но каждый из них может питаться лишь какой-то определённой музыкой, «слушать» лишь одну «струну» – струну гнева, струну веселья, струну спокойствия. Мы называем их в соответствии с этими струнами – Музыкант радости, Музыкант добродушия, Музыкант агрессии. Они приходят в Наш мир и подыскивают себе хозяина, удовлетворяющего их запросам. При этом они могут как открыто проявляться в этом мире, так и оставаться полностью неуловимыми для нашего восприятия. Отдельного упоминания заслуживает разнообразие струн, которые слушают Музыканты. Струнами могут являться как эмоции – струна гнева, струна печали, так и такие субъективные явления, как черты личности – врождённые и приобретённые. Существуют Музыкант самолюбования, Музыкант склонности к насилию, даже Музыкант монархизма и Музыкант склонности к игре на фортепиано… Пусть читатель не спрашивает, как можно выделить подобные понятия в какую-то эссенцию, пригодную к употреблению в качестве пищи – вряд ли у него это получится, ибо мы не можем полностью постичь Не Наш мир Нашим умом. Стоит упомянуть и то, что Музыканты бывают большими и малыми – растут ли они, приобретают ли свой размер с самого начала и есть ли у них это начало вообще – мы не знаем. Наиболее распространены самые маленькие Музыканты, паразитирующие на одном отдельном организме. В подавляющем большинстве случаев они не проявляются своему хозяину (паразитируемому), но незримо находятся рядом с ним, слушая его струну. Такие Музыканты могут быть у каждого из нас, (так, у автора этих строк тоже есть свой личный Музыкант – Музыкант графомании), и особого интереса они для нас не представляют. Гораздо более заметными и опасными являются крупные особи, которые могут питаться музыкой целых стран, народов, планет и – в единичных случаях – даже галактик. Вся последующая часть главы целиком посвящена исключительно им и к малым Музыкантам отношения не имеет. Опасность их заключается в том, что все они, как правило, очень жадные, и пытаются перестроить своего хозяина под себя, чтобы получить как можно больше пищи. Процесс перестройки может протекать в течение сроков, по сравнению с которыми наша жизнь покажется бесконечно ничтожной, и является первостепенным фактором, влияющим на развитие истории отдельных цивилизаций. С целью осуществления перестройки хозяев многие Музыканты устанавливают над ними полный контроль. Надо сказать, что возможности их далеко не безграничны – похоже, они даже не могут никого напрямую убить. Однако подлинно известно, что они обладают способностью массового гипноза. Эта способность развита у них недостаточно сильно для установки тотального контроля, а также может давать незначительные сбои, в результате чего отдельные личности оказываются свободны от гипнотического влияния. Однако её, наряду с возможностью принять любой облик, Музыканту вполне достаточно, чтобы заставить целые народы и планеты поверить в свою абсолютную божественную сущность, а затем управлять ими, просто отдавая приказы. Это наиболее типичный метод действия Музыкантов. Затем начинается процесс так называемого «воспитания». Музыкант устанавливает для своего народа новые жизненные принципы, новые устои, новую культуру, для того, чтобы заставить нужную ему «струну» звучать как можно громче. Через несколько поколений ему удаётся получить практически полностью однородное общество, не знающего об иных жизненных укладах и не подозревающего, что можно жить как-то иначе. В этом и заключается главная опасность Музыканта – в конце концов он взращивает в своих хозяевах нужную ему черту до крайне уродливых форм. И неважно, о каком Музыканте идёт речь – Музыканте доброты или животной агрессии. Известен случай, когда вымер целый народ, находившийся под контролем Музыканта счастья – тот посадил своих хозяев на сильнодействующий наркотик, под действием которого на последней стадии своего существования они могли находиться круглые сутки, в течение месяцев. Также была уничтожена страна, находившаяся под контролем Музыканта безразличия – в конце концов, когда на неё напала соседняя империя, не было даже предпринято попытки защититься – всем жителям было абсолютно безразлично, что с ними станет. Империя сочла страну слишком бесполезной, чтобы присоединять её к себе, и полностью сравняла её с землёй. Были и курьёзные случаи – так, однажды на довольно долгий срок целая планета была захвачена Музыкантом самолюбования. При нём каждому жителю планеты постоянно, повсеместно, начиная с самого рождения навязывался стереотип о том, что его тело всегда должно быть идеальным. Под конец несчастные просто шагу ступить не могли без того, чтобы не убедиться – всё ли у них в порядке с внешним видом? Чтобы Музыканты не могли непрестанно «доить» своих хозяев (возможно, большие потери эссенции, которой питаются Музыканты, могут быть вредны для Нашего мира), для них был установлены определённые ограничители другими, ещё более загадочными представителями Не Нашего мира – Судьями (см. главу «о Судьях»). Поэтому Музыканты могут собирать «урожай» со своих хозяев только раз в определённый срок – в зависимости от размера контролируемого Музыкантом общества, это могут быть как месяцы, так и столетия. Кроме того, для этого Музыканту нужен «ключ» – строгое до мелочей выполнение определённого условия, которое возможно только в том случае, если общество способно организовываться и что-то производить. Так Судьи стараются как-то заботиться о том, чтобы Музыканты поддерживали общество-хозяина в относительном порядке, хотя на деле это лишь замедляет процесс разрушения. Ключи могут быть самыми разнообразными. Например, один Музыкант должен был заботиться о том, чтобы в стране, являвшейся его хозяином, каждый месяц публично казнили десять преступников одновременно. Забавна также история одной достаточно высокоразвитой планеты, обладавшей собственным флотом и роботизированными войсками. Раз в четыре года, ровно в один и тот же день, полмиллиона дроидов-пехотинцев исполняли на специально отведённой для этого огромной площади чечётку. Территории вокруг этой площади были полностью безжизненными, так как подобные «танцы» всегда вызывали локальные землетрясения, зачастую уничтожавшие самих дроидов. Планетой управлял тогда некий Император, проживший около пятисот лет, что превышало среднюю продолжительность жизни народа той планеты в несколько раз. Очевидно, что это был Музыкант, принявший человеческий облик и взявший управление планетой в свои руки. Как видно, Музыканты могут удерживать власть в течение очень долгого времени, путём жёсткого контроля и гипноза. Однако в случае, если Музыкант не получит вовремя своей пищи (это произойдёт в случае, если не будет ключа), его неминуемо ждёт голод, что приведёт к временному ослаблению и даже полной потере гипнотических способностей. В дальнейшем этот голод может растянуться и на более длительный срок, так как, при отсутствии постоянного гипноза, общество, находящееся под его контролем, постепенно само по себе восстанавливает свою изначальную сущность, возвращается к исходному образу жизни. Таким образом, пищи для Музыканта становится гораздо меньше, что он, приобретя привычку поглощать большие дозы, переносит очень тяжело. Часто всё заканчивается полной утратой контроля Музыканта над хозяевами. Является ли это ещё одним ограничением Судей или нет, однако ещё ни один Музыкант не устанавливал контроль над одним и тем же обществом вторично. Всё это я написал в основном для того, чтобы читатель хорошо знал об одной из тех напастей, которые могут случиться и с нашим миром, и сумел её распознать. Борьба с Музыкантом возможна, и единственный известный метод, как мог понять читатель, – нарушить ключ, гарантировать неисполнение нужного Музыканту условия. Ключ распознать возможно – это некая традиция, некое регулярно совершающееся действо, которое часто может показаться абсолютно бессмысленным. Если тебе, читатель, удалось опознать Музыканта по всем признакам, не медля, поднимай борьбу против него. Иначе спустя несколько поколений, то, что я написал, будет полностью безразлично, а то и враждебно нашему народу, и некому будет поднять борьбу – смогут ли те единицы, что окажутся свободными от гипноза, подняться борьбу? Наш народ будет обречён на гибель. Написал: Пта-Ринг, главный книгописец. Знаниями о Музыкантах поделился: Рассказчик, носитель знаний из Не Нашего мира». |
||||
 |
 |
 |
|
|
Дизайн Elite Games V5 beta.18 EGM Elite Games Manager v5.17 02.05.2010 |
|
