Elite Games - Свобода среди звезд!

Библиотека - Конкурсные работы - Культ мёртвого Солнца

Культ мёртвого Солнца



Вначале была единая Сущность. Великая Сущность. Но ветер перемен разделил неделимое, и на месте Сущности появились Три Брата. Они, рождённые от одной плоти, не смогли жить вместе.
Буря несчастий разметала их. Старший Брат остался в месте своего рождения – в пучине звёзд. Средний Брат погрузился на дно Великого Океана.
И только Младший Брат не смог найти своего места в мире. Сразу после рождения его приняла в свои объятия Смерть. Его убила Чёрная Звезда – смертоносное дитя космоса, полная противоположность Великой Сущности.
Каждое живое существо во Вселенной слышало предсмертный крик Младшего Брата, когда он, объятый пламенем, исчез из жизни. И боль от его потери ещё долго преследовала оставшихся в живых Братьев...
Еретическое писание Вми’Сьет


"Я всё. Я ничто".
"Я здесь. Я нигде".
"Я не виден. Но я — Жизнь, и я — Смерть".
Так он возвеличивал самого себя. Бесплодное философствование помогало ему убежать от реальности, от факта, что он превратился в чудовище.
Он не полководец — именно чудовище. Будь он полководцем, он не стал бы поступать так, как поступал сейчас.
Он никогда не был воителем. Его сделали не для того, чтобы убивать. Но зато другие убивали по его приказам — вот цель его существования. И даже сейчас он продолжал отдавать приказы на убийства — как встарь, но уже без прежней благородной цели.
Кем он стал? Он мог гордо именовать себя Прагматиком с тех пор, как откололся от единого Разума, но смерть стёрла его. Просто уничтожила.
И что теперь родилось на его месте? Точнее, вопрос нужно сформулировать так: ЧТО повстречал Прагматик на пути к своей смерти?
Говорят, что есть вещи, по своей природе несовместимые. И что никакая сила не может соединить их вместе. Прагматик же нарушил все границы — чего только не сделаешь, лишь бы продлить свою жизнь. А эзотерические размышления по поводу совместимости несовместимого он оставил другой свой части — Философу, это как раз его профиль. А Прагматик на то и Прагматик, чтобы думать о материальной стороне дела.
Были же времена! Был один Разум, с единой идеей и единой целью, в одном месте.
А потом — неудачный прыжок в сжатое пространство и... Единое целое распалось на три части, и на свет появились Философ, Логик и Прагматик.
Этот разрыв не был бы столь роковым в мирное время — сообща они наверняка бы нашли способ вновь объединиться. Но шла война, и противник побеждал их. Неизбежное поражение, а значит, и полное уничтожение, послужило причиной того, что ещё целый тогда Разум решил прыгнуть в сжатое пространство в самый горячий момент боя.
Но даже не это оказалось фатальным для Прагматика. Когда непонятные сдвиги в пространстве выплюнули части разорванного Разума, Прагматику не повезло оказаться совсем рядом с планетой, за которую они воевали.
Его сгубил другой механизм, такое же неживое существо, как и он сам, но без особого интеллекта. Вот кто подлинный убийца! Это был робот, созданный для уничтожения, и умеющий думать только в рамках убийства. Противники были умны, оставив такое существо охранять планету. Оно всегда будет готово начать бой, и его-то не напугаешь смертью — оно даже не знает о такой вещи.
Прагматик помнил всё очень чётко. Да и кто бы не запомнил собственную смерть?
Несмотря на яростное сопротивление, Прагматик всё же проиграл и погиб... Почти.
Все — и робот-страж у планеты, и Философ, и Логик — были уверены, что Прагматика больше нет. Что ж, в чём-то они были правы — прежнего Прагматика уже не существовало.
Отныне он сам содрогался при мысли о том, во ЧТО он превратился. Ведь то, с чем он встретился в своём падении на планету, не поддаётся описанию. Даже сейчас, спустя довольно-таки значительный промежуток времени, Прагматик не мог до конца понять, что это было. Тогда, правда, это не особо его волновало. Он усмотрел возможность слияния с организмом, встретившимся ему по пути, и он осуществил свои намерения. Это был шаг отчаяния, но только так можно было выжить. Пусть даже эта жизнь больше напоминала паразитизм, который Прагматик ненавидел всем своим нутром. Правда, нутро это тогда умирало, а потому полностью забыло об этике и морали, столь некстати проснувшихся сейчас.
Зато он узнал, что вызывало сдвиги в пространстве. Его спаситель по иронии судьбы оказался его губителем — существо в полном смысле слова пожирало пространство. Образовавшиеся пустоты спровоцировали сдвиги в пространстве, словно оползни в почве. Разуму не повезло оказаться в самом эпицентре колебаний...
Жрущая пространство тварь заплатила сполна. Прагматик выжал из неё всё, что мог, и она, должно быть, давно умерла... Но порой ему почему-то казалось, что что-то от неё всё ещё живо внутри него. И в эти мгновения он чувствовал, как это нечто медленно, но неумолимо ведёт его к краю пропасти безумия. Прагматик знал, что перенесённые им при разрыве Разума травмы не позволят ему надолго сохранить рассудок, как бы он не изощрялся. Скоро и его, и Философа с Логиком, если это уже не произошло, постигнет одна и та же участь — слабоумие, ограниченность. Но Прагматик старался об этом не думать.
Он имел недалёкие, но достаточно масштабные планы на будущее, а о прошлом не хотелось вспоминать. Так он и жил в безрадостном настоящем, сомневаясь в себе и изредка решаясь заглянуть в грядущее, чтобы скорректировать свои текущие действия.
А чему всё виной? Ирония судьбы, не более. Из всего, что могло попасться Прагматику во время его падения на планету, ему встретилась именно никому неизвестная сущность, жрущая пространство. Никакого интеллекта – амёба, только живёт в другом измерении. Хотелось бы перенять её способности – пожирать пространство, разрушать всё вокруг лишь силой мысли... Ведь Прагматик, будучи даже ещё частью единого Разума был на самом деле беспомощен. Он строил планы, отдавал приказы, а воевать шли другие. И когда эти «другие» оказались распылены Стражем у планеты, он остался один на один с безмозглым и оттого жестоким титаном.
Но ничего... Бой ещё не проигран. Жаль только, что война, для которой создали Разум, давно закончилась. А сейчас перед ними стоят другие цели и приоритеты. И, что хуже всего, у каждого они разные.
Прагматик знал, что им ещё суждено столкнуться. И он готовился к последствиям, какими бы страшными они не были.


Когда Прагматик был ещё единым Разумом, он слышал странные легенды о том, что где-то в глубине Океана Вселенной есть некая машина. Могущественная машина, похожая на такого, как он. Идеальная машина, которая не делает ошибок. Неизвестно, кто сотворил её, и какие ели она преследовала. Быть может, эта машина тоже есть Разум? Машина эта была сердцем всего мира, от её движений шла жизнь, по её законам жили все разумные существа, плавающие в Океане Вселенной.Казалось, будто весь мир – это идеально слаженный, но безликий механизм. Или всё же Великая Машина имела свои предпочтения?

На улицах Бкил’Агч было уже тихо – к селу подступала ночь. Безоблачное небо стало свинцово-серым, а потом начало темнеть. На фоне звёзд проступило Кольцо*1 и показалась луна.
Агч было бы простым селом при монастыре Бкил’Тальх, как и любое другое село при любом другом монастыре, если бы не одно существенное «но». И монастырь, и прилегающие к нему поселения находились на юге государства Тальх’Льера.
Юг... Для северян это место ассоциировалось со всем нехорошим, что только можно было придумать. Порок? Это на Юге. Безумие, психические болезни? Идите на Юг. Кровосмешение, скотоложство? Только на Юге за это не казнят.
Хуже всего то, что это была истинная правда. Непонятно, кто или что, прокляло народ Тальх’Льера на Юге, но они издавна, ещё даже до Великого Объединения Племён, не были похожи на своих собратьев с Севера. Обычаи, культура, менталитет – отличалось всё, и почему-то всегда в худшую сторону. И здесь, конечно, существовали слова «благородство», «доброта» и «честь», но зачастую эти понятия были абстрактными, уступая место более низменным и вульгарным вещам. И поэтому «чужих» северян здесь не любили, но откровенной вражды не было – боялись силы. Но увы, этой силы было недостаточно для того, чтобы получить верность возведённых в южных землях монастырей. Порой возникало подозрение, что монахи-южаки не верят в священное писание Тальх и не считают должным сотрудничать с северными собратьями.
В тот вечер Ретх, монах с северных земель, возвращался домой из местного монастыря, и на пути ему встретилась толпа разъярённых сельчан.
Они сгрудились вокруг чего-то и громко спорили. Среди гула голосов отчётливо выделялись два – женский, о чём-то визгливо причитающий, и постоянно перебивающий её мужской бас.
Не удержавшись от любопытства, Ретх подошёл поближе, на время позабыв о буйном нраве южан.
Он знал, как здешний народ не любит северян, а особенно монахов с чужих земель. И всё же с недавних пор его не покидало смутное предчувствие какой-то беды, а он уже научился доверять своей интуиции – благо, что он не раз проверял её в деле. Вот и сейчас предвидение готовило его к грозе, и он старался, несмотря на скептицизм окружающих, как можно лучше подготовиться к грядущей буре.
Не то, чтобы он хотел урегулировать конфликт нелюбимых им южан, но здешний люд всегда вызывал у него подозрение, и Ретх старался быть в курсе всего, что здесь происходит. А происходило что-нибудь, как правило, постоянно, и это обязательно было что-то нехорошее.
Он не стал подходить слишком близко, но остановился на достаточном расстоянии, чтобы слышать всё происходящее.
- Ну ведь это же я! – женщину колотила истерика. – Это же я, Цваг! Твоя сестра! Ну ответь!
- Бьер, прекрати кричать! – пытался урезонить её мужчина, но сам орал не тише, чем она. – Прекрати! Разве ты не видишь, что это не он?
- Это он, он! – с надрывом завизжала женщина. – Он! Ну как же я его не узнаю! Цваг, миленький! Что с тобой? Почему ты молчишь? Отвечай!
Спины зевак загораживали обзор, и Ретх сделал несколько шагов сторону. Он увидел, как какая-то средних лет селянка с заплаканными глазами требовательно трясёт молодого паренька, вцепившись мёртвой хваткой в его ветхую рубаху.
- Цваг, Цваг, Цваг, — выла она. – Это ты, ведь это ты! Ну я же знаю! Неужели ты не помнишь свою сестру Бьер?
Паренёк не смотрел на неё. Он вообще ни на кого не смотрел, словно был не от мира сего. Его пустой и равнодушный взгляд был направлен куда-то в пространство.
- Молчит. Как истукан. Вот ведь... — сказал кто-то из собравшейся вокруг них толпы. – Не похоже, чтобы он вообще кого-то узнавал.
Женщина зашлась в рыданиях и повисла на том, кто когда-то был её братом.
- Бьер, Бьер, — мужчина мягко взял её за плечи и отвёл от парнишки. – Пойдём, Бьер.
Ослабшая женщина позволила себя увести; толпа зевак продолжала озадаченно смотреть на оставшегося стоять, как соляной столп, странного селянина.
- Эй, — один из зевак щёлкнул пальцами прямо у него перед носом, но тот даже не моргнул.
- Да он просто пьян, страмец, — сделал предположение кто-то из толпы. – Или дурных кореньев обожрался.
- Да будто бы не похоже, — возразил другой. – От него, вроде, не воняет...
- А может, по башке шарахнули?
- И где ты видишь у него рану? Голова-то целёхонька.
Ещё один зевака хлопнул в ладоши перед лицом парня. С прежним результатом. Ретх всмотрелся в его глаза и почувствовал, как по спине пробегает холодок. Взгляд... Живые люди так не смотрят. Так глядят на мир мертвецы, когда их внезапно настигла смерть, и они не успели даже закрыть глаза.
А таких, печально смотрящих в небо трупов Ретх насмотрелся достаточно, повоевав несколько месяцев на границе с Рол-Кваш, расой амфибий. Особенно ему запало в память застывшее лицо мечника Квема. Поперёк лба у него темнела широкая рана от камня из пращи, вокруг которой запеклась синяя кровь. А пальцы правой руки крепко сжались в смертельной судороге (для похоронной церемонии трупу пришлось подрезать сухожилия), словно бы искали егеари*2. Певец и музыкант, большой шутник, взявшийся как-то переложить стихи Ретха на музыку. А затем метко посланный пращником Рол-кваш камень убил этот невероятный талант. И его глаза, когда-то искрящиеся весельем, смотрели в небо со странным выражением спокойствия, будто бы Квем и не мучился перед смертью.
Этот безмятежный взгляд мёртвых глаз Ретх узнал и во взоре парня, окружённого сейчас толпой спорящих между собой зевак. Казалось, глаза его были незрячи... но не мертвы. Да, они видели, но мозг никак не воспринимал увиденное. Живые глаза на трупе...
Над толпой повисло почти осязаемое напряжение.
- Эй, ты! – кто-то заметил наблюдающего за ними монаха. — А ты ещё что тут делаешь? Чего пялишься?
- Соглядатай, да?
Ретх уже в который раз помянул недобрым словом игумена местного монастыря. Считалось, что смотрителем монастыря должен быть опытный и мудрый монах. Но ведь юг не был бы югом, если бы здесь у власти не оказался туповатый, не по-хорошему хитрый игумен, питающий, как и многие его земляки, нелюбовь к северянам. И пусть союз с северными монастырями не позволял ему открыто измываться над чужаками, мелкие пакости всё же оставались в силе.
Сперва он запретил приезжим монахам жить в монастыре, и им пришлось податься в слободу северян. Это могло бы показаться наилучшим вариантом, но местная пьянь очень любила выплёскивать в этом районе свою ксенофобию, задирая прохожих по ночам и швыряясь камнями в окна домов.
Следующей «шуткой» игумена стал его отказ дать гостям местную одежду, и северян легко узнавали по иному покрою ряс.
- Я по одёже вижу, что ты северное рыло, — продолжал буйствовать зевака. — Хрена тебе тут надо?
Несколько женщин что-то гневно заверещали в его поддержку, а мужчины набычились, готовясь к драке. Метелить чужаков здесь любили. Лишь странный парнишка остался недвижим.
Ретх, однако, не дал себя запугать. Сунув руки в рукава (этот жест, типичный для монахов с севера, почему-то жутко злил местных), он гаденько улыбнулся и сказал:
- Я? Меня это вообще не касается. Ваш навоз — вы и золотари, сами копайтесь.
Употребив это любимое южанами оскорбление, он грациозно развернулся и пошёл домой, к жене, оставив толпу размышлять над тем, что же произошло с бедным Цвагом.

В тревожную дрёму Прагматика вторгся голос одного из его адептов:
- Светило.
Прагматик стряхнул с себя дрёму, подсоединился к блоку речи и спросил:
- Что ты хочешь, Йирик?
Йирик был одним из самых преданных его слуг, в меру фанатичный, в меру умный.
- Светило, мы упустили Твою жертву, — сказал он, с трудом проглотив комок в горле. — Я пришёл к Тебе понести наказание.
"Жертву"... Прагматику очень не понравилось, как это прозвучало. Оно напомнило ему о его падении от полководца до алчущего жертвоприношении божества какой-то секты.
"Кем я стал? — с тоской подумал Прагматик. — Как жаль, что ничего уже не вернуть... Скоро я умру, как и Философ с Логиком, пусть они даже об этом не подозревают".
Но перспектива медленной смерти так сильно пугала его, что он не мог отказаться от роли божка. Иногда он испытывал жалость к тем, кого ему приносили в жертву, и испытывал отвращение к себе, но всё равно продолжал принимать подаяния, лишь бы хоть ещё чуть-чуть продлить своё существование.
Прагматик оторвался от жалости к себе, вспомнив о Йирике. Тот стоял на «поклонном кругу» и неловко переминался с ноги на ногу, ожидая наказания. Его губы побелели — слуга по-своему расценил молчание хозяина и решил, что кара за проступок будет страшна, как никогда.
- Что вы сделали с ... — Прагматик помедлил, а затем произнёс неприятное ему слово: — жертвой?
Йирик, всё ещё дрожа, ответил:
- Я приказал его зарезать, когда зеваки разошлись. Тело уже спрятали. Завтра его разрубят на части и скормят твертам*3. Даже костей не оставят.
Прагматик снова замолчал, неприятно удивлённый расторопностью и жестокостью своих почитателей. Но ему пришлось смириться, ведь секта должна себя как-то защищать. Если народ прознает, чем занимается этот культ, то ни о каком милосердии не стоит даже заикаться.
- В этот раз я не стану с тебя взыскивать, — сказал Прагматик, поразмыслив.
Йирик с трудом подавил вздох облегчения и уставился себе под ноги. Его чрезмерно длинные руки, нелепо болтающиеся по бокам, слегка дрожали.
- Слушай, что я скажу тебе, — произнёс Прагматик повелительным тоном. — Пошли кого-нибудь из самых надёжных твоих ре’льти*4 к игумену и передай ему, чтобы он давил на корню все активные поиски, касающиеся нашего культа.
Йирик склонил чело и собрался удалиться, но Прагматик остановил его:
- Стой. Это ещё не всё.
- Да, Светило, — покорно ответил Йирик.
- Второе. Подбей кого-нибудь из посторонних — здесь околачивается много пьяниц — устроить большую потасовку в слободе северян. Поймайте в шумихе одного из тамошних приезжих монахов, уведите и заберите его одежду. Затем пусть кто-нибудь из вас, переодетый в его платье, бросит зажигательной смесью в стену барака монастыря. После этого наденьте на пленника его одежду обратно и только тогда — только тогда, слышишь? — убейте его, да так, чтобы это выглядело как самоубийство. Воткните ему его же нож в правую сторону живота — так делают северяне — и проследите, чтобы он умер. Оставьте труп в таком месте, чтобы оно казалось укромным, но чтобы вместе с тем его было легко найти.
- Слушаюсь, — Йирик снова поклонился и ушёл. Походка его была нетвёрдой – он всё ещё не оправился от страха перед гневом божества.
Любой другой сектант на месте Йирика спросил бы «а зачем?», но Прагматик оттого и ценил своего слугу, что тот всё прекрасно понимал сам и прилагал все возможные усилия, чтобы выполнить задания своего хозяина. И в то же время он действовал без излишнего фанатизма, умея не привлекать к себе внимание. Своей секретностью культ Мёртвого Солнца был обязан именно ему... до недавнего времени. Несомненно, это прокол Йирика, ведь это под его присмотром находился юноша, которого сектанты недавно принесли в жертву своему божеству. Но и Прагматик был виноват не меньше. Надо оставлять за собой как можно меньше следов своих преступлений, а проклятая жалость к своим жертвам частенько мешала ему довести дело до конца. Когда же он мог пересилить свои эмоции и полностью поглотить необходимую для его существования биомассу, то потом ему становилось плохо. Здесь, на планете, заняв место идола местных сектантов, Прагматик впервые познал чувство совести. Раньше он так не переживал, отправляя свои легионы на смерть и уничтожая врагов тысячами, не щадя никого. Но то были враги. А это... это уже не враги, а так, всего лишь глупые существа, по своему неведению попавшиеся ему в сети.

Под пылающим небом сошлись они. Отец-Защитник и демон Тьюл, прародитель всего злого. Меч Тьюла был Тьмой, и Тьма ползла от лезвия его. И ярко светил жезл Отца. Смерть расправила над ними два своих красных крыла, готовясь пожрать павшего. Под пылающим небом сошлись они.
Отец-Защитник спросил Тьюла: «Почему ненавидишь ты нас?». И не ответил Тьюл.
Вновь вопросил Отец-Защитник: «Что сделали мы тебе?». И вновь промолчал Тьюл.
Отец спросил опять: «За что убить нас желаешь?». И тогда молвил Тьюл: «Чужие вы мне, и за то ненавижу я вас».
Священное писание Тальх



Жалость и потребность выжить ... Какие же это всё-таки несовместимые чувства! Побеждала, как всегда, потребность выжить.
Несмотря на тщательную конспирацию, культ всё же вызвал к себе нездоровый интерес со стороны монастырских властей и простого народа. То, что здесь пропадали селяне, никого особенно и не удивляло; монахи выполняли свою общественную работу спустя рукава, если вообще выполняли. Это на севере монастыри регулярно перелопачивали общество и изолировали «нежелательных индивидов», а здесь же это никому не было нужно, и по ночам улицы находились во власти местных банд. Но культ не был простой бандой. Они отлавливали незадачливых прохожих так, что казалось, будто бы их жертвы испарялись в воздухе. А если кого-то и приходилось «успокаивать ножом», то и тогда все считали, будто бы несчастный стал жертвой очередного ночного грабежа. Местные монахи при виде трупа качали головами, ворчали «и носит же чёрт кого-то по ночам», а потом закидывали тело на телегу и везли к братской могиле.
Но в связи с недавним проколом Йирика многое может измениться. Пойдут толки среди народа, что вот вчера был странный парень, а потом и нет его... Поползут слухи. А ведь между тем эти ре’льти и так уже шепчутся между собой, что в селе завелась нечистая сила.
Да и северяне эти вдруг начали сновать здесь... Слишком уж часто они стали приезжать сюда – не иначе как заподозрили что-то. Но ничего, игумен местного монастыря не даст им зарыться глубже, чем следовало бы.
Искусственный Разум, частью которого когда-то был Прагматик, не создавался для того, чтобы вести переговоры или решать какие-то конфликты мирным путём. Всё было предрешено с самого начала: противник должен быть уничтожен, и ты имеешь право мыслить лишь в рамках силовых методов.
Но какие там к чёрту могут быть силовые методы, когда ты, почти убитый Стражем у планеты, падаешь вниз и готов, как вампир, высосать биомассу даже из амёбы, питающейся пространством? Подачка несчастной твари, может, и позволит не помереть раньше времени, но впереди ведь долгое выживание на чужой планете, и несчастный Прагматик никак не приспособлен для того, чтобы воевать самому. Страж разметал его флот, и пылающие корабли рухнули в океан, а затем расправился и с ним. Но Страж – это Страж, искусно сделанный защитный механизм, в чём-то сродни Прагматику и его братьям. Он создан для того, чтобы убивать, причём убивать сильнейших противников. А вот твари, копошащиеся на поверхности планеты, были всего лишь букашками по сравнению с ним. И, тем не менее, даже они могли убить обессиленного Прагматика.
Нет, правда, и речи здесь быть не может о силовых методах. Прагматика спасла хитрость, и только она. Он отдавал себе отчёт в том, что он всего лишь машина, но он обладал несвойственным многим машинам желанием жить, причём настолько сильным, что готов был предать своих хозяев. По милости Великой Машины , этого ему делать не пришлось, но на смену грубой силе пришёл коварный разум. Ну, или то, что от него осталось.
Но там, внизу, ему повезло во второй раз. Амёба благополучно издохла, отдав ему все свои немногочисленные жизенные ресурсы. Прагматик мог прожить ещё немного, хотя и считал, что уже не спасётся. Но он ошибся; место, куда он, окутанный пламенем, упал, издавая страшный рокот, не было необитаемым. Его грандиозное столкновение с землёй наблюдали издалека разумные существа. Интересно, почему они не перепугались, если учесть их уровень технологического и культурного развития? Почему монахи, подобрав полы своих ряс, ринулись к месту падения, даже не задумавшись о возможной опасности?
Всё было просто. Даже слишком просто. Они ждали Бога.

Падающая звезда спросила Отца-Защитника: «Ты знаешь, каков уготован тебе удел, и всё ж просишь ты руки Богини. Стать Матерью-Богиней ей тогда суждено, и родит она новую жизнь и новый мир от тебя. Но знаешь ты, и знает она, что скорая смерть уготована тебе, ведь так было написано на воде. Так почему же ты берёшь Богиню в жёны, если обоим вам ведомо, что не быть вам вместе?».
И отвечал Отец-Защитник: «Умереть можно один раз, равно как и любить. Так умру же я, полюбивши, нежели один. Страшно жить, а умереть ещё страшнее. Но более всего страшно умереть нелюбимым. Благослови же нас, падающая звезда».
Священное писание Тальх


Игумен, который сам видел огонь в небе, и который лично вёл отряд к месту падения, верил в это. И ещё больше он в это поверил, когда увидел само Божество.
Какая это была встреча! Удивлены были все. Монахи, пришедшие на место падения, чуть не упали в обморок, увидев, ЧТО лежит в кратере. Они были в ужасе, но не настолько, чтобы убежать или начать стрелять из своих луков.
По их меркам, даже в прежнем своём облике Прагматик был похож на чудовище, и это его забавляло. Но то, во что он превратился после слияния с амёбой, было способно напугать даже представителей его расы Аэрдос. Поэтому не было ничего удивительного в том, что монахи перепугались.
И Прагматик, в свою очередь, был напуган не меньше. Ведь он узнал существ, пришедших к месту его падения. Он всегда знал своих врагов в лицо. И он не мог ошибиться – характерное строение тела, когда существо передвигается только на двух конечностях из четырёх, а остальные использует, как орудия; грубая, но гибкая оболочка синего цвета, ярко выраженные оптические рецепторы, посаженные на конечность, в которой помещён мозг. Прагматик сразу узнал д’втиддт — врагов своей расы. Ведь именно с ними он воевал столько времени, сгубив немало жизней с обеих сторон. И вот он вдруг оказался в их милости.
А затем, немного времени погодя, после взаимного молчаливого изучения, он понял, что ошибся. К нему пришли не враги. Это был уже совершенно другой народ. Скорее всего, это были дети д’втиддт, но теперь они имели совершенно другие цели и ценности. Даже их культура была иной.
Пользуясь остатками своего телепатического дара, Прагматик осторожно проник в их разум и удивился тому, как он был прост. Этот народ находился на гораздо более низкой стадии развития, чем их воинственные предки. У них не было ни сложной техники, ни совершенного оружия, однако прежний дух всё ещё жил в них. Но было в их разумах и ещё кое-что – существа пришли сюда в надежде увидеть чудо, встретить то, чего они давно ждали.
Прагматик вполне справедливо рассудил, что он не имеет права их разочаровывать. Да и что он мог тогда сделать, ослабленный и беспомощный? Это был единственный в жизни Прагматика случай, когда исход безвыходной ситуации был не только безболезненным, но и выгодным.
А затем, практически сразу разобравшись в примитивной лингвистической системе, хранящейся в их незащищённых разумах, Прагматик сказал им:
«Нет имени мне, но не нужно мне оно. Бойтесь меня, но любите меня, ибо я – Творец ваш и Судьба ваша».
Откуда им было знать, что в яме лежал не Бог, а всего лишь робот, механизм, созданный для служения? Монахи поверили ему. Да и кто не поверит, увидев такое? И даже те, кого не потряс внешний вид пришельца с небес, содрогнулись, услышав его голос в своей голове.
Знали бы они, что исторические слова божества – всего цитата Аксиомы Покорности, заложенной в мозг Прагматика его Творцом... Интересно, преклонились бы они перед ним тогда?
Других от испуга охватила истерика. Кто-то бросился наутёк, кто-то замер в ступоре, а кто-то начал молиться, как игумен местного монастыря. Как только слова пришельца прозвучали в его голове, он пал ниц и закричал. Затем, словно фанатизм был заразным вирусом, буря эмоций охватила стоящих рядом с ним монахов, и они последовали примеру старшего.
Никогда ещё никто так не катался перед Прагматиком в пыли, как эти простодушные дурачки. И он решил закрепить свой успех. Новая паства подчинилась его приказам на удивление легко. Особенно рьяно за дело взялся игумен. Но он был умён, очень умён. Он прекрасно знал свой народ, и знал, как легко любящие могут убить то, что они любят. Ведь и среди обожателей найдётся хотя бы один ненавистник. А потому он решил, что надо пока что спрятать Великую Сущность.
А ещё Бога должны охранять от посягательств. И самые верные ре’льти, познавшие на себе благодать своего нового Светила, окружили его. Они стали первыми адептами Культа Мёртвого Солнца.
И вот, подчинив себе значительное количество воинственных существ, Прагматик сам не замечал, как возвращается к своей прежней схеме командования, когда он сметал противника с дороги своими легионами, а не пытался его заболтать. Культ становился всё более и более влиятельным, но пока не выходил из тени. А игумен, полностью уверенный во всемогуществе своего Бога, уже начинал терять осторожность и проявлять открытое неповиновение северянам.
Обстановка накаляется... Настороженные северяне уже заполонили здешние края, пытаясь выяснить нарастающую силу южных монастырей и повысившийся уровень преступности.
Впрочем, Прагматика этим нельзя было запугать. За свою богатую жизнь он решал немало таких вот щекотливых вопросов.

Уже стемнело, и на окраине слободы северян опять начались беспорядки. Приезжие монахи, давно уже привыкшие к нелюбви местных, договорились между собой и объединились в нечто вроде дружины, добровольно охранявшей слободу. Монахи из местного монастыря отнеслись к этому новому формированию с недоверием, но сами охранять слободу они не собирались, и потому им пришлось с этим смириться.
Обстановка здесь была нездоровой. Как бы не опасались южан жители слободы, они всё же не имели права гнать их взашей – ведь формально слобода находилась на территории монастыря. Стоило лишь преступить зыбкую черту, и слободы могло не стать, и товарищи с севера вряд ли могли бы здесь помочь. Бкил’Агч напоминал Ретху разлитое масло для лампы. Стоило уронить лишь одну искру, и оно вспыхнет. Возможно, это чувствовали и остальные жители слободы – иначе они не стали бы создавать дружину.
По молчаливому согласию они не били местных ксенофобов, лезущих в драку, а просто выдворяли их прочь из слободы. Те, впрочем, возвращались. Несмотря на это, благодаря организованным действиям дружинников в слободе было спокойнее.
Было, однако, кое-что, о чём они не рассказывали соседям-южанам и не трепались между собой – того требовала безопасность. Чувствующие нависшую над ними угрозу северяне держали в тайне то, что дружина вооружена и подготовлена к возможным беспорядкам. Если бы южане вдруг решили устроить погром в слободе, то их встретили бы с кинжалами наголо.
Эта ночь вряд ли будет отличаться от предыдущей, когда дежурил Ретх, но кто знает... На юге ни в чём нельзя быть уверенным.
Он не спал уже целые сутки — утром, прямо с ночного дежурства, Ретх отправился в архивы монастыря. Там, на сонную голову, он весь день рылся в журналах археологических экспедиций в долину Рте’лхи. Несмотря на усталость, он вынужден был признать, что сегодня выдался плодотворный день.
Ретх прибыл в этот неблагополучный край по распоряжению своего монастыря, Крен'Тальх. Ему, как одному из лучших языковедов, было поручено расшифровать надписи на артефактах древнего демона, которого убил монах из того же монастыря, что и Ретх.
Сегодня Ретх нашёл замечательный дневник, где один из археологов, видный учёный прошлого Йер, описывал надписи на стенах и предметах в долине Рте’лхи. Теперь Ретх, похоже, знал, что означают по крайней мере три надписи из четырёх на одном из артефактов.
Но всему есть предел. От незнакомых символов у Ретха болела голова и рябило в глазах. Он очень устал и не хотел ни о чём
думать. Но впереди был отдых.
В северянской слободе всегда были пустые дома, где временно жили приезжие. Ретх со своей женой занял один, а его товарищ Гтев, тоже с супругой, разместился по соседству.
Сам Гтев сейчас сидел у себя на крыльце и, глядя в пространство, теребил висящий на шее амулет.
Прожив с другом в одной келье почти шесть семилуний*5, Ретх знал его едва ли не лучше, чем себя, и он сразу понял, что Гтев чем-то обеспокоен.
- Ты дежуришь сегодня? — спросил Ретх, подойдя к нему и опершись на перила крыльца.
- А? — рассеянно переспросил Гтев. — Нет, не дежурю.
- А чего сидишь в темноте? — спросил Ретх, но затем догадался: — Что, сын не появляется?
- Не появляется, — кивнул Гтев и нахмурился. — Но скоро должен придти. Должен.
Ретх похлопал его по плечу и сказал:
- Ничего с ним не станется. Придёт твой сын.
Гтев слегка улыбнулся. Ретх развернулся, перешёл улицу и взобрался на крыльцо собственного дома. Открывая дверь, он оглянулся через плечо и увидел, что к Гтеву вышла его жена Льир, села на ступеньки рядом с мужем обняла его.
Ретх закрыл за собой дверь и задвинул засов. Он скинул с усталых плеч рясу, повесил её на крюк в стене и разулся.
- Пришёл, — раздался сзади высокий, почти девичий голосок, и жена заключила Ретха в объятия, прильнув к нему сзади.
- Итл, ты меня напугала, — сказал Ретх, улыбнувшись.
- Тебя? Напугала? — спросила Итл, прижавшись щекой к его плечу. — Ты же храбрый.
Он развернулся к ней и крепко обнял. Итл прижалась к нему ещё сильнее, будто бы он вернулся из долгого и опасного путешествия.
Ретх не мог её осуждать. Может быть, Итл и была временами чересчур впечатлительна, но их недавно заключённый брак больше походил на чудо, подобное воскрешению мёртвого.
Влюблённые друг в друга ещё с детства, они были вынуждены расстаться в силу обстоятельств. И только случай вновь свёл их вместе много семилуний спустя. Уж тогда-то они не упустили свой шанс. Но, похоже, порой Итл казалось, что Ретх может снова куда-то исчезнуть, и она судорожно хваталась за него всякий раз, когда на неё накатывал страх перед одиночеством. Зная эту её слабость, Ретх не стал её одёргивать и дождался, когда она, будто набравшись энергии от него, сама разжала объятия.
- В чём дело? – спросила Итл, увидев, как он хмурит брови.
- Так много всего навалилось, — Ретх вяло отмахнулся. – Зачем тебе...
- А ты всё-таки расскажи, — Итл взяла его под локоть и отвела в гостиную. Ретх устало рухнул в кресло и уставился на крошечный огонёк лампы, стоящей на столе. Глаза слипались.
Он зевнул, и Итл спросила:
- Ты хочешь спать?
Истолковав его молчание как подтверждение, она собралась выйти из комнаты. Наивная Итл... Она готова терпеть любые грубости с его стороны, лишь бы не разозлить его.
- Стой, — Ретх поймал её за руку. – Побудь со мной.
Он усадил её к себе на колени, обнял.
- Так что случилось? – спросила она, тесно прижавшись к нему, как ребёнок.
- Сейчас, по пути домой, я увидел... – Ретх замолчал, пытаясь подобрать слова.
- Что увидел?
- Помнишь, ты рассказывала мне, что две недели назад здесь были похороны?
- Да. Как тут не помнить... женщины там выли так... так... так звери перед смертью кричат.
- Кто умер?
- Ну-у-у, — задумчиво протянула Итл тонким голоском, пытаясь припомнить. – У какой-то селянки – её, по-моему, зовут Бьер, умер брат. Он просто слёг, а потом умер через несколько дней.
- А как звали её брата? – с подозрением поинтересовался Ретх.
Итл снова задумалась, забавно вытянув губы трубочкой. Но, несмотря на внешнюю беззаботность и наивность, Итл вовсе не была такой дурой, как могло показаться.
- Цваг, — сказала она, вспомнив – Кажется да, Цваг.
Ретх в очередной раз поразился её памяти. Он почувствовал укол совести за то, что оторвал Итл от работы в женском монастыре и притащил её за собой сюда. Здесь она, бедняжка, не в своей тарелке – в здешнем монастыре хоть и были женщины, но северянке ничего серьёзного не поручали.
— Ну и память у тебя, — Ретх ласково погладил её по голове. – Мы здесь живём... уже сколько?
- Почти месяц.
- Мы здесь живём уже почти месяц, а я никого, кроме земляков из слободы, и не знаю, — Ретх улыбнулся и стал потихоньку укачивать жену. – А ты уже всё здесь обо всех знаешь. Какая ты... пронырливая.
- Наблюдательная, — поправила Итл, не отрывая головы от его плеча.
- Ну хорошо, пусть так, — согласился он. – Так вот, я сегодня, кажется, видел этого... как там его... Цвага.
- Что? – вскинулась Итл.
- Или... ну, я не знаю, кого я там видел, — Ретх пожал плечами. – Ре’льти, что там столпились, считали, что это Цваг.
- Может, ошиблись?
- Не знаю я, не знаю, — у Ретха от всех этих загадок и забот начала болеть голова. – Но это самая... э-э-э... сестра парня...
В отличии от жены, он не обладал такой хорошей памятью на лица и имена. Он беспомощно посмотрел на Итл, прося поддержки.
- Бьер, — подсказала Итл, слегка улыбнувшись.
- Да, Бьер... Итл, она была абсолютно уверенна, что это её брат.
- Хм, — Итл опять задумалась, постукивая тонкими пальцами по подлокотнику кресла. – Может, ей всё-таки показалось? Ты же сам знаешь, убитые горем не всегда... нормальны.
- Я ничего не могу сказать. Я же не знаю этого Цвага, — Ретх развёл руками. – Но там было кое-что другое.
- И что же?
- Понимаешь, дело даже не в том, что остальные зеваки тоже признали этого Цвага. Дело в самом парне. Он... он как будто не слышал ничего. Бьер буквально висела на нём, трясла его... А он стоял, как столб, и всё тут.
- Ну, мало ли что, — Итл пожала плечами. – Может, это был случайный прохожий? И он не знал, что сказать. Вот что бы ты ответил убитой горем женщине?
- Нет, Итл, — Ретх покачал головой. – Он вообще ничего не говорил. Он даже не смотрел ни на кого.
- Может, был пьян? – спросила Итл, повторяя мысли зевак. – Ты же знаешь, как южане любят поддать...
- Нет, он не был пьян. Я бы по глазам увидел, что он в дурмане. Но глаза, Итл, его глаза! Ведь так только мертвецы глядят!
- Жуть какая-то, — Итл поёжилась. – Наверное, тебе показалось.
- Нет... Нет... Я на войне трупов навидался, можешь мне поверить. Такой застывший взгляд бывает только у мертвецов.
- Случаются же вещи, — Итл вдруг теснее прижалась к нему. – Знаешь, мне это кое-что напомнило. Кое-что очень нехорошее.
- Здесь всё нехорошее, — вздохнул Ретх.
- Но это ещё хуже. Правда, это только слухи, но мало ли... Этот край имеет дурную славу.
- Ты сама сказала, это всего лишь слухи, Итл.
- Да, слухи, — она пожала плечами. — Но уж больно похоже.
- Что за слухи?
- Всякая жуть, — пренебрежительно ответила Итл. — Дурацкие страшилки.
- Ну давай, напугай меня.
- Местные любят трепаться о колдунах. Поговаривают, что здесь издавна жили какие-то колдуны, которые умеют оживлять мёртвых.
- Этим никого не удивишь, — усмехнулся Ретх. — Про таких колдунов треплются везде.
- Да, но здесь ещё любят рассказывать о том, что кто-нибудь из ре’льти время от времени встречает этих мертвецов.
- И что тогда?
- Эти... оживлённые ведут себя... отрешённо... как этот твой Цваг.
- Какое-то странное совпадение.
- Я поэтому и вспомнила. Тут рассказывают немало баек про то, как кто-то встретил своего умершего сродника или друга...
Ретх вздохнул.
- Поганое место, — пожаловался он. – С тех пор, как мы сюда приехали, я здесь не видел ничего хорошего.
- Оттого и народ здесь такой злой.
- Вот уж не знаю, что первее, — Ретх покачал головой. — Но да — они здесь злобные. Но через пару недель я закончу работу, и мы уедем.
Он озвучил мысль, посещавшую их обоих — поскорей бы покинуть этот негостеприимный край. Правда, Итл никогда не высказала бы её вслух. Она вообще ни разу ни на что не пожаловалась с их свадьбы. Но сейчас она была рада услышать эту новость и слегка оживилась:
- Так скоро?
Он поцеловал её в шею и усмехнулся:
- А что, ты хочешь здесь остаться подольше?
- Ну уж нет, — решительно ответила Итл. – Чем скорее уедем, тем лучше.
- Не то слово.
Лампа рядом с ними мигнула, и Итл с неохотой оторвалась от него:
- Подожди, я подолью масла.
Она ушла, шурша юбкой, а Ретх задумчиво посмотрел на мигающий огонёк лампы. Всё тело ныло, умоляя об отдыхе, и он поневоле забыл обо всех своих делах. Как же хотелось ему порой, чтобы не было ни важных дел, ни смертельных врагов, ни страшных тайн. Хотелось лишь, чтобы всё обернулось мирской суетой – подлить ли масла в лампу, приготовить ли обед, или просто починить покосившуюся ограду.
Как же он иногда об этом мечтал...

Дожди здесь были редкостью, но дорога почему-то выглядела так, будто на ней гоняли на колесницах в сильный ливень.
Верховое животное двигалось медленнее, чем этого хотелось бы его наезднику, но Ю не подгонял животное; начни оно двигаться быстрее, то обязательно запнулось бы о какую-нибудь из многочисленных колдобин. И это был основной тракт, соединяющий северные и южные земли! В темноте здесь вообще опасно было ходить, не столько из-за разбойников, сколько из-за риска загреметь в очередную яму и переломать кости. И не приведи случай упасть в кювет, где всё густо заросло колючим кустарником. Иглы там были такие толстые, что могли проткнуть даже плотную синюю кожу ре’льти.
Но Ю решил не заострять внимание на мелочах, тем более таких незначительных. Подумаешь, ямы и колючие кусты... С головой на плечах легко можно избегнуть и того, и другого. А ведь, между тем у него и остальных столько важных проблем...
Ю тяжело вздохнул и, пытаясь отвлечься от мрачных мыслей, прислушался к пению птиц и перестукиванию гигантских жуков из леса, тянувшегося по левой стороне дороги. Странные это звуки, такие далёкие, неизвестные и одновременно знакомые, да так, что щемит сердце. Что-то в них напомнило Ю о его родной планете, но затем это же «что-то» ударило его, как ножом, пониманием того, что его родина далеко-далеко, и что она давно уже забыла о нём и его друзьях, и они, положившие свою жизнь на её алтарь, больше не нужны ей.
Ну и пусть. Их дети — здесь, и Ю будет трудиться на их благо. Другого ни ему, ни остальным не оставалось.
Уже стемнело. Птицы постепенно смолкали одна за другой, и только насекомые продолжали щёлкать жвалами. Но вскоре свою партию начали исполнять ночные птицы и местное чудо природы — поющие ящерицы.
Тьегев*6 вдруг замедлил и без того тихий ход и напрягся. Вместе с ним напрягся и Ю, нашаривая рукоять своего длинного ножа.
Кого тут ещё черти носят? Если это разбойники, и их много, то даже Ю от них не отбиться. Было бы у него ружьё с собой... Но пришлось оставить в монастыре Крен'Тальх все высокотехнологичные примочки и взять простое холодное оружие — ведь он маскировался под северного монаха.
Ю вынул ноги из стремян, чтобы в случае чего спрыгнуть с тьегева, и всмотрелся в темноту. Он едва различил впереди одинокий силуэт, бредущий по разбитой дороге. Ю прибавил скорости.
Обернувшись на топот тьегева за спиной, неизвестный громко спросил звонким молодым голосом:
- Кто таков?
Он говорил чисто и ровно. Как северянин.
Ю крикнул ему:
- Чего ты один по темнотище шляешься? Разбойников, что ли, не боишься?
Юноша долго смотрел на него исподлобья, пытаясь понять, представляет ли наездник угрозу, а потом сказал:
- Дядя, лучше подвези.
- И куда тебе надо?
- В село, вон туда.
- А откуда мне знать-то, что ты мне ножа под ребро не сунешь?
- Да брось ты, дядя, — ответил юноша. — Дай свету лучше, а то темно, как в погребе.
- Погоди, — Ю порылся в сумке, вытащил лампу и зажёг её.
Парень сначала зажмурился от света, а затем удивлённо посмотрел на Ю.
- Иеродиакон, — констатировал он, рассмотрев знаки сана на его рясе. — Не ожидал увидеть здесь монаха с севера. Но земляка встретить всё равно отрадно. Ну что, подвезёте?
Он был непозволительно фамильярен к представителю духовенства, но Ю, не являвшегося монахом, забавлял задор парнишки.
- Полезай, — он махнул ему, и юноша ловко вскарабкался на тьегева и устроился у Ю за спиной.
Ю пустил животное тихим ходом и погасил фонарь.
- Зачем? — спросил парень. — Не видно же ни зги.
- А ты сам-то почему ходишь без света? — усмехнулся Ю.
- У меня с собой вообще ничего нет.
- Стало быть, разбойников ты не боишься. А вот я боюсь.
Какое-то время они ехали в молчании, но вскоре Ю устал слушать сопение мальчишки за спиной и спросил:
- Откуда будешь, малой?
- Из Релва.
- Ничего себе! Оттуда как минимум две недели ходьбы! И как это тебя сюда занесло?
- Я к отцу иду, — гордо ответил парень.
- К отцу? — озадаченно переспросил Ю. — У тебя отец южанин?
- Не-е. И мама, и отец оба северяне. Но мать вот недавно умерла, и... эх...
- Сочувствую. Решил перебраться к отцу?
- Ну да. Надумал было жениться, да невесту её родители выдали за другого. Вот и решил пока податься к отцу до следующего семилуния, а там, может быть, обженюсь в Женатый месяц*7.
- А чего это отец с вами не живёт?
- Так ведь он на маме так и не женился.
- Ты чего же — внебрачный?
- А то.
- М-да... А чего твой папаша на юге-то забыл?
- Ну, он же монах, как вы, и его послали сюда по какому-то делу. Он сам мне письмо черкнул, позвал к себе жить, как только узнал, что мама умерла.
- Ах он ещё и монах? — опешил Ю. — И родил внебрачного сына? Чревато это, малой, ой как чревато...
- Да чихать мне, — заносчиво ответил парень. — Я в семью хочу.
- А бабушки с дедушкой у тебя нет, что ли?
- Откель? Померли давно. Тётка есть, но она меня знать не желает. Она только и сделала, что написала отцу о смерти мамы. Видать, специально, чтоб больно ему сделать.
В этот раз Ю решил промолчать и никак не комментировать мутную семейную историю парнишки, чтобы ненароком его не обидеть. Чтобы сгладить обстановку, он избрал нейтральный ответ:
- Всем нам приходится нелегко. А как звать твоего папу?
Парень насторожился:
- Вы что, хотите на него взыскание наложить? За то, что родил сына вне брака?
Ю снова засмеялся.
- Да кому в ум такое придёт? — выдавил он сквозь слёзы. — Если бы об узнали этом семилуний эдак семь назад, когда ты сопляком был, ему бы просто всекли сорок девять розг да заставили бы жениться.
- Ага, всего-то сорок девять розг, — съехидничал парень. — Вас что, не пороли ни разу?
- Да не бойся ты, ничего твоему отцу уже не сделают, — отмахнулся Ю. — Так что, не скажешь, как батьку зовут?
- Не скажу, — насупился парень.
- Ну а как тебя самого хоть кличут, скажешь?
- Лигв меня звать. А вас?
- А я Вокл, — представился Ю под вымышленным именем, как того требовала конспирация. — Еду в село по приказу монастыря.
- А из какого вы монастыря?
- Из Крен'Тальха.
- О, я много чего слыхал об этом месте. Монах, что учил нас грамоте, рассказывал, что один художник написал там на стенах огромную поэму в картинах.
- Да, — кивнул Ю. — Я, кстати, лично знаю этого парня. Невероятно талантливый. Между прочим, он как раз в селе, куда ты идёшь, в Бкил'Агч.
- Ого, а вы познакомите меня с ним?
Ю улыбнулся:
- И что ты ему скажешь, интересно?
- Уж найду, что сказать, — гордо ответил Легв.
Ю насмешливо покачал головой, вспомнив себя в юношеском возрасте. Уж не эта ли задиристость, которая сейчас бурлит в парнишке, заставила его самого когда-то пойти в солдаты?
Разбитая дорога пошла на спуск, и вскоре они свернули. На небе уже появились звёзды, когда тьегев наконец-то добрался до ворот монастыря.
Ю вздохнул с облегчением. Теперь уже можно не бояться разбойников.
- Тю! – лениво сказал ре’льти из-под арки ворот. Он стоял, опёршись спиной о стену, но при виде гостей выпрямился и выставил перед собой пику.
- Что ещё за «тю»? – гневно спросил Ю, раздражённо отталкивая от себя остриё пики. – Не тычь этой дурой, а то продырявишь.
- Ну и чо? – поднял брови стражник. Судя по одежде, скудному словарному запасу и тупой роже, он не был монахом. Похоже, за неимением иных природных способностей, кроме дурной силы, его поставили охранять ворота. Хорошо, что он хотя бы эту работу может выполнять. А то попадаются порой совершенно безнадёжные экземпляры...
- Ну и долго мы тут будем стоять? – не выдержал Ю, наблюдая, как стражник, склонив голову набок, изучает его и Лигва. – Ты разговаривать вообще умеешь?
— Чего-то много грязи у тебя изо рта льётся, — пика опять уткнулась Ю в грудь. – Северянин небось?
Ю снова оттолкнул от себя пику и ответил:
- Северянин небось. И этот сопляк сзади тоже.
Лигв недовольно засопел.
Стражник поводил челюстями и спросил:
- Ну и по какому делу?
- Я – Крен’Вокл из Крен’Тальха, — Ю вытащил сложенную вчетверо грамоту из седельной сумки и протянул её стражнику.
Тот скорчил мину:
- А я что, на грамотного похож? Не умею я читать!
Ю поднял глаза к небу.
- Ты хочешь тут до утра проваландаться? – процедил он сквозь зубы, едва сдерживая злость. – Нет? Так позови того, кто умеет читать, дурень!
- Цыц! – рявкнул стражник. Он повернул голову и крикнул через плечо:
- Э! Йамт! Подь сюда!
- Ну чего, ёлы-палы? – раздался ему в ответ недовольный голос. – Опять в кусты припёрло, что ли?
- Иди сюда, придурок! – заорал стражник, недовольный тем, что ему подрывают авторитет в глазах приезжих. – У них тут бумажка какая-то!
- Ничего, ни-че-го сам толком сделать не можешь, — продолжал чертыхаться Йамт, выходя из-за сторожки. – Всё бы на меня свалить! Вот если узнаю, что ты меня зря с нужника стащил...
- Заткнись! Прочти лучше, чего у этого северянина за грамота.
Йамт потуже затянул ремень, чтобы с его костлявого тела не падали чрезмерно большие штаны, и вырвал грамоту из пальцев Ю.
С шуршанием развернув бумагу, он вчитался в аккуратные ряды букв.
- Всё у вас, северян, через одно место, — продолжал он ворчать, скользя глазами по строкам. – И чего вы буквы в столбик пишете? Сбиваюсь всё время... Так трудно было в ряд всё написать?
- Ну вы, двое, — озверел Ю, не в силах больше терпеть этот балаган. – Мне что, из монахов кого-нибудь позвать?
- Не мельтеши, — отмахнулся Йамт. – Та-ак. Написано здесь, что-де «монах Крен’Вокл из монастыря Крен’Тальх везёт в монастырь Бкил’Тальх архивные записи об алхимии. Согласно воле игумена монастыря Бкил’Тальх, предъявившего и его сопровождающих надлежит пустить на землю монастыря в любое время».
- Ну ладно, этого-то пустим, — первый стражник кивнул в сторону Ю. – А с его мальчишкой чего делать?
- А он тебе кто? – спросил Йамт, возвращая Ю грамоту. – Раб, чтоль? Аль ученик?
- Какой ещё раб, лоб твой толоконный? – усмехнулся Ю. – Это мелкий мой, Лигв.
Он почувствовал, как юноша удивлённо вздохнул у него за спиной, однако Лигву хватило ума промолчать.
- И чего ты его за собой таскаешь, как жену? – спросил стражник, сплюнув себе под ноги.
- Хочу и таскаю, — отрезал Ю. – Ну так что там, будете пропускать?
- Ох, северяне, — проворчал Йамт, отодвигая засов на воротах. – Вечно толпами к нам валите. То жену притащат, то спиногрызов...
С помощью первого стражника он отворил одну створку ворот и жестом приказал гостям заезжать.
- Не прошло и месяца, — съязвил Ю, пуская тьегева тихим ходом. – С вами здесь плесенью зарасти можно.
- Вали давай, — огрызнулся стражник ему вслед, закрывая ворота.
Когда тьегев отошёл достаточно далеко от входа, Лигв оглянулся и, удостоверившись, что его не слышат, прошипел:
- Вот же куёлда! И дружок его такой же брыдлый...
- Тише ты, — сказал Ю уголком рта, втайне посмеиваясь деревенским ругательствам паренька. – Мы здесь пришлые всё-таки...
В отличие от Крен’Тальха, этот монастырь был более мрачным. Даже днём он был слишком тёмным, слишком угрюмым. Возможно, дело было в том, что он был старше своего северного собрата, и не был построен с нуля, как монастырь. Его первоначально возвели, как нерушимую крепость. Тогда в истории Юга наметился непродолжительный расцвет, пока предприимчивый князь Ргел держал в узде своих приближённых, а его дружина наводила порядок в подвластных ему землях. Прежде чем в него метнули нож на праздновании по случаю рождения наследника, он успел возвести несколько крепостей на своей территории и открыть первую на Юге школу для крестьян. Он также завоевал несколько прилегающих к его княжеству земель, где хозяйничали языческие племена, так и не вышедшие из общинно-родового строя.
Ргел слишком опередил своё время. Даже сейчас он, похоже, казался южанам каким-то реформатором-радикалом, чьи идеи были глупы и нелепы. Ах, Ргел, родился бы ты на Севере...
Итак, жену князя и их новорождённого ребёнка на следующий же день утопили в болотах, а занявший место Ргела новый князь пусть и был энергичнее, но зато на несколько порядков тупее.
Школу для крестьян однажды ночью сожгли вместе с несколькими ночевавшими там учителями и бездомными детьми, а на завоёванных землях новоиспечённый князь устроил такую резню, что её там не могут забыть до сих пор. В этом, наверно, и была причина тамошней нестабильности – ярость местных жителей к завоевателям передавалась из поколения в поколение и не думала затухать, несмотря на то, что они давно влились в состав южных земель и смешивались с тамошними жителями. Но подлость и злобу своих завоевателей они переняли прекрасно.
Ю так и не смог понять причину такой желчности и консервативности южан. Ведь они пришли с тех же кораблей-инкубаторов, что и северяне. Так почему они так враждуют?
Ю без преувеличения был предком этих монахов. У него был такой же набор генов, такая же грубая, почти чешуйчатая синяя кожа, густые, похожие на шнуры волосы и жёлтые глаза. Он помнил эту планету, когда не ней не было представителей его расы. Были амфибии Рол-Кваш, ещё ютящиеся в своём океане на востоке, и были безволосые создания с красной кровью, отдалённо похожие на расу Ю. Ах да, ещё были эти странные насекомые, единственные существа, которые ни с кем не воевали.
Но вот всё взяло и изменилось так, хотелось ему, а вовсе не другим. Мелочные, глупые планы маленьких букашек. Планов можно строить море, но мир всё равно распорядится так, как хотелось бы ему.
Ныне потомки расы Ю, выходцы из кораблей-инкубаторов, называли эту планету своей колыбелью и, не ведая о своих истинных корнях, всерьёз считали, будто бы они развились из этих самых насекомых.
Вздор, конечно, но даже самые разумные монахи с трудом верили Ю. Ну что ж, пусть не верят. Всё равно, неверная, пусть и более привычная, картина мира пошатнулась, и будущие поколения всё больше и больше будут сомневаться в своём происхождении от насекомых.
В монастыре всё давало знать о военном прошлом. Кирпичи в подавляюще высоких стенах были тёмными, почти чёрными. Когда-то их делали из специального раствора, чтобы они были крепкими и выдерживали выстрелы катапульт. Во многих местах они густо поросли мохнатой зелёной плесенью, свидетельствуя о приличном возрасте места. Главная башня монастыря мрачным силуэтом поднималась в небо, словно какой-то застывший, обгоревший на солнце гигант. Оттуда очень удобно было обстреливать из луков и арбалетов нападающих, приди им в голову начать осаду крепости.
Некоторые вещи здесь, казалось, остались ещё со времён князя Ргела. Будь то копошащийся у огонька свечи в будке стражник и плюющиеся искрами факелы над аркой ворот – здесь чувствовалась история.
Тьегев плюхнул одной лапой в лужу и забрызгал проходящего мимо монаха. Тот смачно, как любой южанин, выругался, да так, что не всякий пьянчуга мог завернуть.
- Ну что, пострел, — сказал Ю, останавливая тьегева у вторых ворот, что вели в посёлок. – Куда тебе дальше?
- Батя писал вроде, что обжился со своей новой женой в северянской слободе, — задумчиво ответил Лигв, глядя на простирающиеся перед ним улицы. – Ну ладно, дядя, слезу-ка я у тебя с хребта. Скажи только в какую сторону идти, а я сам доползу.
Ю задумчиво почесал подбородок, воскрешая в памяти план села, вызубренный в Крен’Тальхе, и указал на мрачную улочку справа:
- Если память мне не изменяет, то пройдёшь парочку домов, свернёшь налево и там ещё раз налево...
- Что, так близко?
- Нет, ни черта не близко, — ответил Ю, всё ещё всматриваясь в мрачные пустые улицы. С наступлением ночи большинство селян попряталось в домах, опасаясь грабителей на улицах. Зная недобрую репутацию Бкил’Агча, Ю едва ли мог их осуждать.
- Ну уж нет, малец, — он покачал головой, приняв решение. – Никуда ты один не пойдёшь. А то и правда снимут тебе голову за пару сапог.
- Хе, пусть попробуют, — задиристо ответил Лигв.
- Когда попробуют, будет уже поздно, — осадил его Ю. – Давай-ка я подвезу тебя лучше. Мне уже спешить некуда, а так хоть легче на душе будет.
Лигв особенно не спорил. Его, похоже, как и Ю, слегка пугали эти пустынные тёмные улицы. Тьегев, тихонько фырча, побежал по неровной грунтовой дороге.

Итл спала, накрывшись с головой одеялом. Крепости её сна можно было только позавидовать — после их близости Итл всегда засыпала так, что её не будили даже землетрясения.
Ретх, поварившийся в котле войны на границе с Рол-Кваш, подскакивал при первых же, даже самых незаметных подземных толчках. И ему частенько приходилось выволакивать сонную Итл из постели и тащить её на улицу.
Так и сейчас, она сладко спала, и даже одеяло не приглушало её сопения. Ретх не мог заснуть от усталости и сидел у окна, слегка приоткрыв ставни. Он втягивал носом посвежевший ночной воздух и гнал прочь плохие мысли. Его тело понемногу расслаблялось, но гораздо медленнее, чем хотелось. Но веки уже начали слипаться, а ноги налились приятной тяжестью. Скоро можно будет заснуть.
Он зевнул и перевёл взгляд чуть правее, на дом Гтева. Его товарищ по-прежнему понуро сидел на крыльце, закутавшись в рясу, и смотрел на стоящую у него в ногах лампу.
Всё ждёт своего сына. Судя по напряжённому лицу, он очень сильно волнуется. А сына всё нет. Тяжело ему приходится... Приходится сидеть на холоде и ждать, когда заявится отпрыск, а ничего, чтобы ускорить ход событий, сделать нельзя. А если сын попал в беду? Как узнать об этом? И без того неприятная неизвестность может быть порой очень пугающей.
Вой ветра стал каким-то странным. Казалось, что он обрёл ритм и какие-то новые голоса. Ретх прислушался, всё ещё не придавая этому значения. А ветер становился всё сильнее, напористее...
Глаза распахнулись, и с трудом накопленная расслабленность испарилась. Что это за ветер такой странный? Казалось, он налетал волнами.
Ретх стряхнул дрёму и прислушался повнимательнее. В окно он увидел, что Гтев повернул голову в сторону, откуда доносились непонятные звуки, и смотрит туда, раскрыв рот.
- Ретх, — пальцы Итл коснулись его локтя.
Он обернулся. Итл проснулась и теперь стояла рядом, прижимаясь к нему.
- В чём дело? — шёпотом спросил Ретх. — Кошмар?
- Мне страшно, — ответила Итл. — Кто это поёт?
После её слов всё встало на свои места. Ретх вдруг понял, что порывы ветра — это разноголосое пение, а скрежет — чей-то громкий и надрывной плач.
Ему тоже стало страшно. Мягко отстранив от себя Итл, Ретх сильным толчком распахнул ставни и высунулся в окно.
Справа плясали огни. Множество огней. Они наступали, колыхаясь волнами, и вскоре заполонили улицу.
Южане устроили ночное шествие. Ретх даже не пытался сосчитать, сколько ре’льти несли факелы, потому что их было слишком много. Они медленно, величественно шли и пели какую-то заунывную языческую молитву на старом языке. Ретх прислушался и понял, что леденящие кровь напевы — это молитва южных язычников «Узревши образ их...»*8. А это уже пахнет жареным...
Ретх судорожно сжал зубы от ярости.
- Если хотят устраивать шествия, то пусть проваливают из слободы, — сказал он в ответ на молчаливый вопрос Итл.
Он вышел в прихожую и, обувшись, в нерешительности застыл перед дверью. Не хотелось идти с голыми руками.
Из имеющегося оружия был только кинжал, и оголять его, тем более в северянской слободе, не хотелось. Пусть даже один из этих безумцев сам начнёт размахивать ножом, и он ударит в ответ, под челюсть, как дикому зверю. На землю брызнет ярко-синяя кровь, толпа обезумеет от гибели товарища... И после грандиозной поножовщины — живущие в слободе северные монахи наверняка будут защищаться с кинжалами в руках — игумен Бкил'Тальха получит наконец-то повод вытурить северян с земель монастыря. Причём не просто вытурить, но и значительно ограничить влияние соседей и начать диктовать им свои правила сотрудничества.
- Я не знаю, что тебе посоветовать, правда, — сказала Итл за его спиной. – Не хочу отпускать, но и наблюдать за этим не желаю. Просто... глупостей не вороти.
- Постараюсь, — мрачно ответил Ретх и, отодвинув засов, распахнул дверь.
Процессия как раз проходила мимо его дома. Поверх множества голов и горящих факелов Ретх увидел застывшего в нерешительности Гтева. Он стоял прямо, был напряжён, как будто собирался броситься в драку, однако его, похоже, терзали те же сомнения, что и Ретха.
Выгнать язычников с их варварскими обрядами – это одно, а вот поссориться с местными – это гораздо хуже. А конфликта уже нельзя было избежать. Он нарастал и зрел, и, если не разобраться сейчас, то потом начнётся нечто куда более страшное.
Гтев поймал взгляд Ретха и кивнул ему. Они оба отошли от своих домов и встали посередине улицы, преградив дорогу идущим. Между тем из домов выходили всё новые и новые мужчины и точно в такой нерешительности, как Гтев и Ретх ранее, застывали на пороге. Но им уже было легче определиться, ведь на пути у южан уже стояло двое северян. Предчувствуя драку, они решали поддержать земляков и вставали рядом с ними.
А толпа шла на них, шла величественно и неотвратимо, как смерть. Шаг – всколыхивается волна голов и огней впереди. Шаг – и рябь пробегает по головам и огням позади них. Казалось, что селяне, одурманенные монотонным завыванием хоровой молитвы, не видят стоящих у них на пути северных монахов.
И, когда столкновение казалось уже неизбежным, когда все северяне напряглись и сжали кулаки, процессия остановилась. Одновременно с этим стихло и пение.
Ре’льти, стоящие в переднем ряду, гневно смотрели на северян. Но все молчали, не решаясь сказать первое слово. Недобрый дух вражды витал в воздухе.
Ретх заметил, что в задних рядах никто не ропщет и даже не спрашивает, почему процессия остановилась. Бессловесные и одурманенные, они стояли прямо и держали над головой горящие факелы, будто у них не уставала рука.
- Я не хочу ссоры, — сказал Гтев, недобро глядя на фанатиков. Тем не менее, он пытался придать голосу мягкость. – Я не хочу ставить свои условия. Но это слобода северян, это наша земля...
- Ваша земля?! Вы в нашем селе, и ещё говорите, что это ваша земля? – возмутился один из южан. Он поднял руку и указал в сторону севера. – Вон где ваше место!
Толпа поддержала его одобрительными криками.
Гтев ещё сильнее нахмурил брови.
- На улицах Бкил’Агча мы никогда не устраивали никаких обрядов, — сказал он прежним мягким тоном, будто всё ещё надеясь, что сможет уговорить их. – Тем более ночью. Здесь все очень устали, все хотят спать. Я просто прошу – не нужно обрядов в слободе. Пожалуйста, уйдите.
- Ещё чего! – гаркнул кто-то из толпы, и весь передний ряд захлебнулся ругательствами в адрес наглого северянина. А затем кто-то и вовсе додумался швырнуть в Гтева пылающим факелом.
Тот без труда увернулся, поднял факел с земли и зажал его в правой руке, как дубинку.
- Чего тут ещё за базар? – рявкнул Гтев. Его грудь тяжело вздымалась и опадала – он был на пределе. – У вас мозги в каком месте, если они вообще есть? Вы все тут с ума, что ли, посходили?
- Что?! Да как ты посмел, сволочь? – возмутился мужчина в передних рядах.
- Всыпь этой поганке! – крикнул кто-то за его спиной.
- По харе ему! – согласился стоящий рядом с мужчиной селянин.
Гтев подбросил в воздухе факел и сказал:
- Советчики нашлись, да? Чесать языками всяк здоров. А ну-ка, подите сюда.
Тот, что призывал дать Гтеву «по харе», поначалу стушевался, но затем, испугавшись насмешек со стороны товарищей, вышел вперёд. Он выдвинул вперёд челюсть, чтобы выглядеть более мужественным. Но смотрелось это скорее смешно, чем устрашающе.
Он встал перед насмешливо смотрящим на него Гтевом и каркнул:
- Ну вот он я.
Так тверты дерутся, подумал Ретх. Один слабенький и поэтому громко верещит и пыжится, стараясь казаться больше. А второй, посильнее, просто молчит и наблюдает за ним.
Гтев криво усмехнулся и снова подбросил факел. Смотрелось это здорово – факел взлетает в воздух, дважды переворачивается и приземляется точно в раскрытую ладонь. Только дурак не углядит здесь сильной воинской подготовки.
Задиристому селянину стало не по себе. Но, решив идти до конца, он гордо задрал подбородок и сказал:
- Чего кочевряжишься, пентюх? Али без факела женихалка уже и не работает?
Гтев продолжал молча смотреть на него.
- Язык себе откусил? – разозлился мужчина, чувствуя, как у него исчезают остатки смелости. – Или сказать нечего? А без факела побить меня слабо?
- А кто сказал, что я тебя бить собрался? – спросил Гтев с наигранным изумлением. – Я с тобой драться не хочу. А ты?
Несчастный и вовсе смутился. Уже не скрывая своей растерянности, он оглянулся на толпу в поисках поддержки.
- Ну чего стоишь столбом, дурило? – крикнули ему. – Дай по морде ему!
Решив больше не раздумывать, селянин повернулся к Гтеву и двинул ему в лицо кулаком. И промахнулся. Гтев легко ушёл от удара и изобразил удивление на лице:
- Эй! Ты чего это?
Оскалив зубы, мужчина снова попытался его ударить, и снова Гтев увернулся. Ретх чуть не засмеялся. Удары были неумелыми, неловкими. Селянин слишком долго замахивался и медленно двигался. Он раз за разом бросался на Гтева, а тот всё увёртывался и тонким наивным голоском вопрошал:
- Ты что? Ну зачем? За что?
Кто-то из монахов-северян не выдержал и рассмеялся. Лицо драчливого селянина посинело от неловкости и напряжения. Он с ненавистью смотрел на кривляющегося Гтева и пытался достать его кулаками, но ему не хватало сил и ловкости.
Северяне не вмешивались. Все собравшиеся жители слободы здесь были монахами и потому были заинтересованы в том, чтобы не затевать большую потасовку. Все предвидели последствия. Потому и Гтев устроил такую вот весёлую сценку – он пытался поставить фанатиков в неловкое положение и заставить их уйти к чертям собачьим, не спровоцировав драки.
Драчун оступился и упал. Он тяжело дышал и потел. Его пальцы яростно сжимались, загребая землю.
- Ой, ты не расшибся? – спросил Гтев с наигранным сочувствием сел рядом с ним на корточки. Тот тут же сжал левую руку в кулак и ударил его в челюсть. На этот раз Гтев не увернулся. Специально не увернулся, чтобы, по-шутовски корчась, растянуться на земле и застонать, прижав руку к ушибленному подбородку. Усталый драчливый дурень, конечно, не смог бы сильно его ударить, но Гтев старательно изображал боль и, свернувшись в клубок, катался по земле.
- Убили, убили-и-и-и-и, — выл он, а монахи уже начали откровенно смеяться. Один из них, больший и сильный ре’льти по имени Сгем, выступил вперёд и сказал:
- Ну хорош уже. Видите – не хотим мы с вами сечься. А вам бы всё кулаками махать. Чешутся они у вас, что ли?
Его здоровенная ручища взяла драчливого селянина, всё ещё не вставшего с земли, за рубаху на спине, и он без труда поставил его на ноги. И даже заботливо отряхнул от пыли.
- Вон уже, дал мужику по морде, — Сгем указал на распластавшегося на земле Гтева. Тот не выдержал и закатил глаза. А потом ещё и вывалил язык. Кто-то из монахов снова заржал.
- Хорошо хоть, не убил ещё, — продолжил свою умиротворяющую речь Сгем. – Знаете, ребята, мы ведь против ваших верований не возражаем. Но только бить-то зачем? Что игумен монастыря скажет?
- Да вы охренели! – крикнул мужчина, стоящий в передних рядах. – Вашего паяца не били даже! Так, погладили! А вы тут уже изображаете смертоубийство!
- Изображаем? – Сгем поднял брови. – Да ведь он теперь встать даже не может! Ничего себе «погладили»!
Он также легко, как и ре’льти-драчуна, поставил Гтева на ноги, но тот снова рухнул лицом вниз.
- А вдруг он помрёт к утру? – спросил Сгем. – Э-эх, ребята, какие же вы жестокосердные! И чего, других тоже так отметелить хотите? Что ж я скажу потом вашему игумену или своим, на Севере?
- Угрожает, падла, — проворчал мужчина, возмущавшийся ранее. – И ещё своих сюда обещает привести.
- И ведь приведёт, — мрачно согласился его сосед. – Эти северяне как дикари кучкуются. Дашь одному в рыло, а на утро глядишь – уже десяток таких вот рыл здесь прибавился.
Кто-то из задних рядов крикнул:
- Да давайте им всем головы пооткручиваем!
- Ага, чтоб завтра сюда полно село северян приехало?
- А чего? Чего? – продолжал буйствовать заводила. – Земля наша, так чего нам каких-то пришлых бояться?
- Если вы решили затеять тут драку, то я вас предупреждаю... — начал было Сгем, но заводила в толпе перебил его:
- Напуга-а-ал! Надо же, какой мужик! Ты, может, ещё и голой задницей костёр погасишь?
- Тише ты! — цыкнул на него кто-то. — Ты чего нарываешься, дурья твоя башка?
- А ты что, струхнул уже? — продолжал буйствовать заводила. Распихав всех локтями, он выбился в передние ряды, демонстрируя тем самым, что никого не боится.
Это был какой-то жиденький мужичонка, низкий и тощий, да ещё и порядочно в возрасте. Его кожа ещё не потеряла сочного синего цвета, но уже приобрела свойственную старикам гладкость. Тем не менее, пожилой дурачина был полон сил и уверенности в себе. Он упёр руки в боки и громко сказал:
- Ты, северная твоя рожа, мало того, что нашу землю топчешь, так ещё и указывать нам взялся?
- Раньше я тебя чего-то не видел, — ответил Сгем, сверля его взглядом. – Хотя вроде тутошних крикунов наизусть знаю. Небось боялся раньше, без толпы-то, переть?
- Чо-о-о-о? – насмешливо протянул заводила, гордо выпячивая щуплую грудь. – Тебя-то? Боюсь? А ты, небось, решил раз размером с каменную глыбу, то и закон тебе не писан?
- Это вы тут, я гляжу, решили, что можете бить всех без разбору, — жёстко сказал ему Сгем. – Вот что – катитесь вон из слободы. Иначе... Драться мы с вами не хотим, но ежели принудите...
Он показал заводиле здоровенный кулак.
- А они ведь будут драться, — сказали в толпе. – Знаю я северян. Они и убить могут.
- А мы не можем? – задиристо спросил заводила и сплюнул.
- Вот когда тебя этот верзила будет в землю вбивать, погляжу я, как ты сможешь, — скептически ответили ему. – Они же здесь все боевые монахи.
- А нас-то зато сколько! – не унимался заводила, но чья-то рука уже ухватила его за рубаху и попыталась утащить его обратно в толпу. Несмотря на свой возраст и вид, тщедушный мужичонка оказался шустрым и вырвался из пальцев товарища:
- Ты меня не знаешь, что ли? Я же за спинами прятаться не буду!
- Знаю я тебя. И сколько раз тебя, такого смелого, били до полусмерти, тоже знаю, — сказал селянин, пытающийся его удержать. – Они же если не убьют, то покалечат точно. Ты-то никому не нужен, а у меня жена с детьми есть. Мне-то подыхать зачем?
- Мы же их толпой задавим! – попытался урезонить его заводила, но тот стоял на своём:
- А скольким они шеи посворачивают, пока их задавят?
- Ну и молчи в тряпку, — отмахнулся заводила, осознав тщетность своих попыток. – А я вот не боюсь.
- Ты языком чесать не устал уже? – спросил Сгем. – Не знаю уж, как остальным, а мне ты точно уже опостылел. Слышите меня, вы! Вон из слободы!
В ответ ему раздался новый взрыв злобных проклятий. Толпа фанатиков заволновалась, и Ретх уже приготовился к потасовке.
Но фанатики с факелами не бросились на них. Вместо этого толпа угомонилась и... из-за голов ре’льти со свистом вылетел камень и метко ударил Сгема в лицо. Этот бросок был таким быстрым, что даже Сгем, невероятно ловкий для своего большого веса, не сумел увернуться.
Ретх невольно вспомнил пращников Рол-кваш — их камни летали так же быстро, как арбалетные болты. Как жаль, что у убитых пращными выстрелами не были такие же крепкие лбы, как как у Сгема: верзила даже не покачнулся, а просто приложил руку к кровоточащей ране.
Это произвело сильное впечатление на толпу. Казалось, они сейчас воочию узрели силу и непоколебимость Севера. Это заставило их притихнуть.
- Плохо кидаешься, — сказал Сгем неизвестному метателю, отрывая руку от лица. — Дерёшься, наверное, точно также... Но я на этот раз забуду, что вы тут каменьями швыряетесь.
- Нужно нам твоё прощение, как же, — загоготал заводила, но было заметно, что крепость Сгема не оставила его равнодушным. – Сказать тебе, куда можешь сунуть это своё прощение?
- Сейчас я тебя немым сделаю, — пообещал Сгем. – А то мне что-то грозить уже надоело.
- А-а-а, всё-таки драку решил затеять? – взвизгнул заводила и тут же подскочил к нему. – Давно пора!
Но Сгем даже не пошевелился. Он продолжал равнодушно смотреть на тщедушного мужичонку, зажимая рукой рану на лбу. Между его пальцев всё ещё сочилась кровь.
- Ну и? – спросил Сгем, хладнокровно улыбнувшись. – Всё пыжишься, пыжишься, а за дело взяться не можешь.
Заводила бросился на него грудью вперёд, но, как и следовало ожидать, наткнулся на твёрдую ладонь Сгема и отлетел назад. Но сдаваться он, ясное дело не желал. Снова прыжок, и снова его оттолкнули.
Заводила растянулся на земле и злобно посмотрел на Сгема. Тот не спеша подошёл к нему и, несмотря на попытки драчуна лягнуть его, поднял за пояс и швырнул к ногам толпы, как мешок.
- Забирайте своё, так сказать, «добро», — сказал Сгем. – И... Вон! Выметайтесь к чертям из слободы! Нам уже от вас тошно! Проваливайте, а то поможем!
- Ну вы чего, эй?! – яростно заорал заводила, обращаясь к толпе. – Чего вы терпите этих северян, они нам больше не указ! Бей их!
- Заткните это подстрекалу, — сказал Гтев, лёжа на земле. – Я от него оглох уже. Голос как у бабы, визгливый.
- Ну чего вы стоите? – отчаянно воззвал к толпе мужичок.
- Дурак ты, — сказал тот самый ре’льти, что с самого начала пытался урезонить задиру. – И помрёшь дураком, похоже. Ну, видели бога. Мы шествие устроили, чтоб его почтить, а не северянам морды чистить. Вставай, дубина. Мы не драться вышли, а богам помолиться.
- Язычники, — сплюнул Сгем с омерзением.
- В тебя ещё камень кинуть? – крикнули из толпы.
- Да хоть сорок девять камней! – проревел Сгем, и южане невольно отшатнулись от него. – Только я тебе руки сначала в семи местах сломаю! В навозную кучу, в выгребную яму катитесь отсюда!
Толпа заволновалась. Благоразумный селянин снова потянул драчуна за пояс:
- Пошли давай. Перебьёшься без драки, не помрёшь.
Заводила на этот раз не сопротивлялся. Кричать он мог сколько угодно, но, раз толпа его не слушалась, а северяне в несколько порядков превосходили его по силе, сделать ничего не мог.
Толпа медленно, нерешительно, но всё-таки уходила из слободы через ближайший поворот. Оставались лишь самые упорные, но и им не улыбалось затевать драку.
Гтев медленно поднялся с земли и отряхнул рясу от пыли.
- А ведь мой сын может на этих дураков нарваться, — печально сказал он, глядя фанатикам вслед. – Или уже нарвался.
Из небольшой кучки южан, которые ещё не влились в поток уходящих из слободы фанатиков, раздался пронзительный крик, похожий на команду, и затем на северян обрушился целый град из крупных тяжёлых камней.
Атака была столь внезапной, что монахи и успели только, что закрыться руками. Ретха больно ударило, как молотом, в живот и плечо. Не выдержав боли, он, хрипло выдохнув, упал на колени. И увидел, как на них с сумасшедшей скоростью несутся семь-восемь ре’льти с факелами.
- Наших бью-у-у-ут! – громко заорал кто-то над ухом у Ретха, и носок тяжёлого сапога больно ткнул его под ребро.
Как и на войне, в Ретхе взыграла злость, и он перестал чувствовать боль. Рядом послышалась возня – уже завязалась драка. Ретх схватил обидчика за ногу, когда тот приготовился ударить ещё раз, и вывернул её. Он не рассчитал силы рывка, и сустав парня оглушительно хрустнул. Растянувшийся на земле нападавший громко, неподдельно завопил от боли.
«Это же наш смертный приговор!» — горестно подумал Ретх, вскакивая на ноги и готовясь отражать новые атаки.
- Вы чего творите, скоты?! – заорал кто-то из фанатиков, увидевший издалека, как монахи мутузят нападающих. – Ребята! Ребя-а-а-а-та!!! Северяне наших избивают!
Какой-то смельчак кинулся на Сгема с занесённым факелом, срикошетил от него, как стрела от камня, и налетел на Ретха. Тот отпихнул его от себя, и началась новая схватка.
Но и она продлилась недолго. Нападавшие, может, и неплохо кидались камнями, но в рукопашной схватке оказались совершенно неуклюжи. Ретх, отбрасывая от себя обмякшее тело дурака с факелом, насчитал двенадцать южан, ввязавшихся в драку с северянами. Восемь из них уже валялись на земле, кто без сознания, а кто корчился от боли.
Но ничего хорошего это не сулило. Кто-то из фанатиков всё ещё не решался поддержать задир, но очень многие уже во весь опор мчались к месту драки, желая утолить давнюю жажду северянской крови. И тех, кто бежал, было, увы, куда больше, чем тех, кто решил остаться в стороне.
Но, несмотря на количество, у них не получалось получить перевес в схватке. Монахи вовремя перегруппировались и разбили нападающих на группы. На место побитых приходили новые, но они падали на землю к остальным прежде, чем успевали хотя бы раз ударить.
Пока что у северян получалось выдерживать натиск, однако Ретх понимал, что драку уже не унять. Теперь южане сорвались с цепи, и тумаки, получаемые от северян, только злят их.
Его опасения подтвердились – в руках у нескольких фанатиков, бегущих на помощь своим, блеснули лезвия коротких ножей.
- Берегись, у них ножи! – заорал Ретх и был вынужден отступить назад, потому что на него налетел какой-то тяжело дышащий здоровяк.
Он сломал громиле голень и кинулся туда, где драка закипела с новой силой. Он увидел, как какой-то низкий парнишка с размаху всадил нож в спину Сгема. К счастью, лезвие было слишком коротким, а Сгем – слишком мускулистым. Он страшно закричал от боли и ярости, а потом одной рукой поднял парня за шиворот и с ужасающей силой швырнул его об стену ближайшего дома.
«Убил, наверное», — отметил про себя Ретх. Он готов был поклясться, что стена покрылась трещинами от сотрясения. Парнишка лежал на земле в неестественной позе и не шевелился.
Увидев это, южане бросились на них с новой силой. Крики стали ещё громче, и кто-то уже начал ломиться в дома. На этот раз они были полны решимости убивать.

- Что там ещё за вопли? – настороженно спросил Ю. Он остановил тьегева и с недоверием посмотрел тени, пляшущие на стенах. За поворотом, как раз на улице северянской слободы, слышался громкий шум. Глухой стук явно был похож на удары, да ещё вдобавок там то и дело вопили дурными голосами, то ли от боли, то ли от злости.
- Драка, — констатировал Лигв, высунувшийся из-за плеча Ю. – Твою же ж... Только приехал – и нате вам!
Ю с трудом подавил желание спрыгнуть с тьегева и пойти посмотреть, кто же там кого метелит. Но он волновался за судьбу мальчишки.
- Эй, пострел, — сказал он. – Ты как, драться-то умеешь?
- А то! – Лигв надулся от гордости. – Меня в селе никто и тронуть не смел...
- Ясно, не умеешь, — Ю отмахнулся. – Это же тебе не соседа бить... Слышишь – они там свалку устроили?
Он собрался сказать ещё что-то, но тут из-за поворота, держась за стену, медленно вышел мужчина. Судя по одежде, это был южанин. Он мелко трясся и о чём-то тихо ругался.
- Твари... Мясники... Убивцы... – различил Ю в его бессвязном бормотании, прежде чем ре’льти вдруг оступился и рухнул наземь. Лёжа на спине, он резко выдохнул, попытался ещё что-то сказать и околел. Предсмертные судороги ни с чем не спутаешь.
- Ох и влипли мы с тобой, малыш, — сказал Ю, качая головой. – Не зря я тебя не хотел отпускать, ох не зря. Чуяло ведь моё сердце...
Он вылез из седла и спрыгнул на землю. Лигв порывался было соскочить за ним, но Ю жестом остановил его и сунул в руку короткую дубинку из седельной сумки:
- Кто полезет – в зубы ему, ясно? И давай в седло, ускачешь, ежели что. С тьегевом умеешь управляться?
- Уметь-то умею, иеродиакон, — неуверенно сказал Лигв. – Да вы себя поберегли бы лучше.
- А куда нам податься-то, малыш? – Ю пожал плечами. – Мы сейчас на чужой земле, и своих тут нету. Свои только там, в слободе.
Он вытащил длинный нож, что всё время держал при себе, и мягкими шагами подошёл к трупу южанина, всё ещё косясь на отблески огня на стенах. Нет, это вроде бы не пожар... Наверное, факелы жгут. А это плохо – так и до пожара недалеко...
Южанин смотрел застывшими глазами в небо, и в этом мёртвом взгляде читалось некое разочарование. Похоже, этот селянин иначе представлял себе жизнь, и явно считал, что никогда не умрёт.
Таким был один из солдат, которыми командовал Ю. Звали его И, и он тоже верил в какой-то божий промысел. Выяснил по каким-то астрологическим прогнозам, что умрёт в глубокой старости, в своей постели. И решил, что до тех пор он неубиваем. Молод был этот И (до призыва в армию звали его Имтаруларима) и глуп. Думал он тогда, что может нахватать себе медалей и лез в пекло – чего ему бояться-то, если умрет он стариком?
И казалось ему, что время наступило удачное – ещё бы, война с инопланетным противником! Всюду лез он в добровольцы, везде старался выслужиться, пёр в самые самоубийственные атаки... Словом, спуску сорванцу И не было. И вот воевал он с этими инопланетянами Аэрдос, отхватывал себе медали.
А потом, когда судьба оправилась от наглости прущего ей наперекор юнца, наступил И на инопланетную противопехотную мину... И вот, когда он лежал без ног и умирал, то смотрел в небо точно такими же тоскливыми глазами, как этот южанин сейчас. Как будто спрашивал: «За что ты меня так? Я же не сейчас должен был умереть...».
Ю подумал, что, возможно, это и к добру, что И погиб ещё до того, как их отряд на этой планете погрузили в гибернацию и оставили ждать возвращения Аэрдос. Может, он бы умер в своей гибернационной камере, пока не рухнула бы боевая станция или, как её называют местные, Чёрная Звезда. Или же, когда эта штука упала, он проснулся бы вместе с остальными. Вот бы разнервничался юнец, когда узнал бы, сколько они проспали...
Ю раздражённо мотнул головой. Вот ведь дурацкая привычка... Вроде бы он всю жизнь ненавидел философствовать, но при этом он очень легко погружался в раздумья в самый неподходящий момент. К чёрту этого дебила И, от него уже и костей-то не осталось.
Ю внимательно осмотрел мёртвого южанина. Он был одет в грубую серую рубаху, которая посинела от крови с правого боку: там зияла рваная рана. Наверное, пырнули ножом.
Северяне ребята разумные, подумал Ю, делая осторожные шаги к повороту в слободу, где слышались звуки драки. Северяне просто так драку не затеют, а уж тем более убивать без причин не станут.
«Черти бы их всех взяли, — с досадой подумал Ю, уже не замечая, как он вжился в роль северянина. – Всё-таки устроили драку в слободе».
Своим обострённым чутьём он уловил чьё-то недоброе присутствие за спиной. Ю, стараясь не делать резких движений, оглянулся через плечо.
Южане, пять ре’льти. Все напряжены, кулаки сжаты. Ох, не к добру.
- Эй! – хрипло крикнул главный. – Ты, грязь северная!
- Кто грязь? – спросил Ю.
- Ты чего с ним сделал? – крикнул вдруг один из южан и бросился к трупу. – Братцы! Да он же его зарезал!
- Чего?! – опешил Ю. – На кой хрен мне его резать?
- Точно-точно, — заголосил южанин, присевший около мертвеца. – Вон и меч у него! Вы, северяне, совсем оборзели! Нет, мужики, ну вы видали? Северяне наших уже режут!
- Да где ты кровь у меня на мече видишь, пустоголовый? – взбеленился Ю. – Его ж ещё до меня зарезали!
- Обтёр ты кровь, и делов-то! – уверенно ответил южанин. – Знаю я вас, северян – наворотите дел, а потом на других валите.
- Где ты у него на одежде видишь, чтоб я меч обтирал? – продолжал протестовать Ю, уже готовясь к драке и молясь, чтобы у Лигва хватило ума убежать, а не лезть в свалку.
- Хватит уже! – рявкнул вожак. – Бей ему морду!
- Убью! – заорал Ю на бросившихся к нему южан, замахнувшись мечом.
Задиры застыли в нерешительности, увидев его бешеные глаза. А вожак неторопливо подошёл к ним и сказал:
- Ну и долго вы титьку мять будете?
- Да ведь зарежет! – неловко сказал один из южан. – Монахи — они же мечами хорошо машут.
- Вот ведь... – вожак с омерзением сплюнул. – Взял с собой баб... Смотрите, как надо!
И он перешёл в наступление. Ю отпрыгнул назад и рубанул мечом. Но вожак уже ушёл куда-то в сторону, а на него всей гурьбой навалилась шайка южан.
В отличие от вожака, они были неуклюжи и пытались взять северянина силой и массой, не понимая, что этот ре’льти обучен драться против нескольких противников одновременно.
Ю из всех сил пнул одного из нападавших в живот, и тот, захрипев и скрючившись, упал на землю.
«Сильно ударил, — подумал Ю. – Умрёт, наверное».
Он двинул локтём в чей-то сопящий справа нос и отскочил на несколько шагов назад, не давая себя окружить. Громила с разбитым лицом неуклюже пятился, пока не споткнулся и упал. Вставать и снова бросаться в бой ему, ясное дело, уже не хотелось.
Да, нападающих было пять. Минус два...
- Ну, — сказал Ю, недобро улыбаясь. – Подходите.
Ему не понравился взгляд вожака. В нём читался известный страх перед более сильным противником, но ещё Ю понял, что этот отступать не намерен. Пусть даже ценой собственной жизни. Смертники какие-то, что ли? Что это ещё за самоубийственная смелость?
- Ты – слева, мы – справа, — скомандовал вожак, и они снова очертя голову бросились на Ю, как будто иного исхода, кроме как победы или смерти, не мыслили.
Ю никак не мог понять их мотивов, и потому не мог определиться с техникой боя – насмерть или просто побить. В руках у нападающих не было оружия, и они дрались голыми руками. Но и дрались они так яростно, что попросту не верилось, будто бы они просто решили под шумок отметелить северянина.
«Нельзя устраивать здесь бардак, — напомнил себе Ю. – Драка-то рассосётся так или иначе — северяне себя в обиду не дадут. А вот за каждого убитого, будь то северянин или южанин, будут взыскивать, и очень строго».
Он решил не проливать кровь без нужды и отбросил в сторону меч.
- Что, сдаёшься? – удивился вожак.
- Щ-щ-щас! – со смаком растянул Ю, показывая ему кукиш. – Просто жалко вас, остолопов резать.
Их попытка окружить его опять провалилась. Ю переместился вправо, чтобы сразу «выключить» вожака — тогда остальные растеряют смелость.
Но вожак, в отличие от своих охламонов, дрался просто отлично. Ю попытался сломать ему колено, но тот на удивление ловко увернулся и попытался взять его в захват.
«Наверное, ряженый монах, — решил Ю, отскакивая и готовясь контратаковать, пока не подоспели остальные. – Только монахи умеют так драться».
Это наблюдение вызвало у него тревогу. Неужто это местные монахи затеяли свару и натравили селян на северянскую слободу?
Ю решил отыграться на бандите, что помогал вожаку. Тот не успел вовремя увернуться от кулака и кубарем покатился по земле, сплёвывая кровь.
Вожак набросился сзади, пользуясь тем, что Ю занят. Но схватил только воздух. Ю прыгнул прямо на бегущего к нему ре’льти. Тот слегка ошалел от неожиданности и не успел вовремя среагировать. Ю поймал его кулак и врезал ему в челюсть. Он услышал, как у несчастного хрустнули шейные позвонки. Проклятье!
Драчун, не проронив ни звука, упал. Ю развернулся с поднятыми кулаками. И вовремя – на него наступал вожак.
Они снова вступили в схватку, и снова Ю подивился ловкости противника. С трудом отражая ловкие и коварные удары, он в очередной раз убедился, что перед ним не какой-то громила с улицы, а тренированный и отчаянный боец.
Ставя блок, он из-за плеча вожака увидел, как Лигв спрыгивает с тьегева и бежит к ним с дубинкой наготове.
«Дурак! – зло подумал Ю. – Куда тебя несёт? Беги, пока можно!».
Ему удалось врезать вожаку под дышло. Они разошлись, оценивая друг друга.
Пока они тяжело дышали и сверлили друг друга взглядом, с земли с кряхтением и стонами вставали побитые ре’льти, готовясь снова придти на помощь вожаку. Но кое-кто, кого Ю приложил слишком сильно или, возможно, даже убил, лежал неподвижно.
Тех, что смогли подняться, было двое. Один чуть прихрамывал, а второй всё время плевался кровью и вполголоса ругался. И они решили, будто в таком состоянии смогут одолеть его?
Без вожака всё бы давно закончилось. Но они снова шли в драку, с непонятным и глупым упорством, будто у них не было иного пути.
Вожак снова напал на него, и после неудачной попытки провести бросок Ю пришлось откатиться в сторону. Он увидел, как подоспевший Лигв, сжав зубы, треснул дубинкой одного из битюгов, идущих на помощь к вожаку. Тот рухнул как подкошенный, а второй, выругавшись, пошёл на нового противника с поднятыми кулаками.
Ю снова сцепился с вожаком. Они обменялись короткими ударами, Ю на одно короткое мгновение потерял равновесие и... сильные руки вожака сдавили ему шею.
Ю забился в его захвате, но вожак занял выгодную позицию, и уже никто не могло ослабить его хватку.
«Хоть бы Лигв подоспел» — беспомощно подумал Ю.
Куда там! Малыш, такой же неуклюжий, как и вся шайка ряженого монаха, едва мог сладить с единственным, кроме вожака, стоящим на ногах южанином. Тот был выше и сильнее и, похоже, уже оправился от нанесённых Ю ударов. Они яростно дрались, но дубинка скорее мешала, чем помогала Лигву. Он был полон решимости и не собирался отступать, но всё равно не мог нанести ни одного удара дубинкой – верзила раз за разом перехватывал его руку.
Глупый мальчик... С вожаком он точно не справится...
С этой последней мыслью Ю потерял сознание от удушения.

Страшен был лик его. Прародитель всего злого, подобный жадному пламени, что без цели пожирало всё вокруг себя. И готов он был пожрать и мир, и самого себя, лишь бы притупить боль внутри души своей. Но не знал он, как боль ту унять, и слишком горд он был, чтобы помощь принять от ближнего.
Отец-Защитник заплакал. Слезами наполнились очи его, и молвил он последнее слово своё: «Ты от смерти рождён и смерти ищешь. Но всё равно боишься её ты. Ты не знаешь, что разрывает сердце твоё, но знаю я: ты хочешь сломать, но создать не можешь, ибо никогда не умел. И больно тебе от того, что только рушишь ты, но нет, не останавливаешься ты, ты рушишь вновь и вновь... Но не жаль мне тебя. Ты убить готов братьев своих и сынов своих, и не ради богатства или славы, ибо не тщеславен ты, а только оттого, что не в силах понять нас ты. И понять нас ты не хочешь. Только убить. Только это можешь и хочешь ты».
Священное писание Тальх


Даже от жалости к себе рано или поздно устаёшь. Прагматик бесконечное количество раз вступал с самим собой в спор и раз за разом доказывал себе, что положение, в котором он оказался – наилучшее из всех, какие могут сложиться в подобной ситуации. И он понимал, что всё сделал правильно, от начала до конца.
Но ему не давала покоя столь несвойственная механизмам вещь, как совесть. Зачем, интересно, творцы Аэрдос вложили в него эту черту? Должно быть, посчитали, что так искусственный Разум будет принимать более логичные решения и не станет понапрасну бросаться войсками. Ведь только тот, кто разумен и чист, возродится в новой жизни, считали Аэрдос. Вот только Прагматик никак не мог понять воли и веры своих творцов. Куда там, он же всего лишь машина...
Но, возможно, он и вправду был тогда чист. Он принимал только логичные и правильные решения. Но ведь мораль не может быть неизменной, если вместе с ней изменяется и мир.
Но в то время всё было просто. Логические блоки в то время прекрасно функционировали между собой. Здесь была совесть, там была цель, в третьем – логика...
А затем из-за той треклятой амёбы пространство сместилось. Выходит, даже самую гениальную и надёжную простоту может сгубить какая-то жалкая тварь. После разрыва у каждой части распавшегося Разума оказался свой набор логических блоков. Прагматик остался с блоками логистики и тактики наземного боя, Философу достались все архивы, а Логику, следовательно, перепали стратегия, а также морские и космические сражения.
Подобное разделение не могло пройти бесследно, но оставшихся мозговых ресурсов у Философа, Логика и Прагматика хватило на то, чтобы каждый, будучи уже самостоятельной личностью, смог создать новые блоки и написать новые подпрограммы взамен утраченных.
Несмотря на то, что связь со своими «братьями» Прагматик утратил давно, он мог сделать вполне логичный вывод, что Философ, обладающий архивами и техническими данными, смог возместить свои потери более эффективно, чем остальные. А Прагматик, увы, исходил только из своих тактических познаний, и в результате масштабы его деятельности резко сократились до планетарной политики. Однако его теперешних умственных способностей вполне хватало на то, чтобы управлять сектой имени себя и потихоньку расширять её влияние. Прагматик не терял надежды на то, что сможет воссоединиться с остальными частями Разума.
Собственно, эта надежда сейчас и толкала его на тяжёлую работу. Он пытался восстановить физическое тело. Мозг — точнее, его часть, унаследованная от целого Разума – был жив, но тело пока оставалось скрюченным и безжизненным. Он плавал в сфере из Живой Воды, и никто из ре’льти, разумеется, не видел его подлинного облика. Они видели огромный тёмно-серый шар, по поверхности которого постоянно пробегала мелкая рябь. Потому сектанты и назвали своего нового Бога Мёртвым Солнцем. В них ещё были живы старые поверья, несмотря на насаждаемые северянами догмы новой религии.
Но даже их вера и преданность не помогали Прагматику обрести былую силу. Материала, из которого состояло его тело, в распоряжении здешнего населения не было – они даже не знали о таком веществе. Когда Прагматик понял, что может поддерживать свою жизнедеятельность биомассой, коей вокруг было в избытке, начались эти жертвоприношения.
Он редко жалел ре’льти, которых бросали ему в сферу, но осознание того, что он стал каким-то злобным мелким божком, не отпускало его ни на секунду. Будь эти жертвы сиюминутным средством, Прагматик ни на секунду не устыдился бы. Но биомасса была хрупка и не могла долго сосуществовать с его родными клетками. Она постепенно отмирала, и приходилось её пополнять.
И теперь Прагматик мельчал буквально на глазах. Не физическая оболочка, но его личность. Здесь многое играло свою роль – будь то физическая утрата многих логических блоков и их не очень эффективная замена, приведшая к некоторой неадекватности его предпосылок, или отчаянная жажда жить, заставляющая его мелочиться... Закончилось всё тем, что Прагматик перестал мыслить глобально и даже забыл цель, ради которой его создали. Какой толк о ней помнить, если он уже не Разум, а так, лишь малая его часть? Теперь Прагматик озаботился лишь одним – жить, жить и только жить. Неважно даже то, цели у его жизни давно уже нет, и неважно, что ради её продления гибнут остальные. В этом плане механический Прагматик прекрасно освоил науку, как это – быть живым существом.
А потому даже надежда объединиться с остальными частями Разума была для него довольно абстрактной; он в это не верил. Внутри него жило осознание того, что он далеко не вечен, и биомасса не может поддерживать его жизнь вечно. Однажды он умрёт, совсем как живой. И другие части Разума умрут точно также. Но этого никому из них не хотелось.
Наверняка Философ и Логик искали способа объединения, чтобы спастись от смерти – ведь так получится компенсировать свои слабости и устранить сбои в кибернетическом организме. Желал этого и Прагматик, но не для того, чтобы и дальше выполнять цель, заложенную создателями. Выжить – вот и всё.
Но оттого он и был Прагматик, что смотрел на всё трезво, несмотря на некоторые сбои в логической цепи. На пути объединения стояло несколько преград, и некоторые из них были абсолютно непреодолимыми.
Первая преграда – это то, что Прагматика наверняка уже считают давно погибшим. Разумеется, сначала не было никакой вероятности, что его будут искать, ведь полумёртвый Прагматик упал на планету, а туда вряд ли кто сунулся за ним, опасаясь столкновения со Стражем. Но недавно Прагматику доложили, что рухнула Чёрная Звезда – так здешнее население называло Стража. Зная феноменальную надёжность этого молчаливого механического титана, Прагматик не сомневался, что это работа Философа – только он находился в открытом космосе, и, следовательно, мог добраться до Стража. Логик находился на дне одного из океанов, и потому вряд ли он мог что-либо предпринять.
Итак, Страж повержен, и времени с момента его падения прошло уже немало. Несмотря на это, до сих пор никто из «братьев» не предпринял попытки связаться с Прагматиком. Это значит, что его даже не пытаются отыскать, а значит, считают мёртвым. Ну что ж, это не беда. Прагматик и сам мог бы их найти, пусть даже набор его средств был достаточно ограничен.
Он как раз занимался организацией поисков хоть какой-нибудь ниточки, ведущей его к остальным частям Разума – делал зонды из этой самой злополучной биомассы. Эти зонды, оснащённые специальным устройством маскировки, рассчитанным на глаза ре’льти, должны были разлететься по окрестностям, всё дальше и дальше, пока не найдут хоть какую-то зацепку.
Это требовало материальных затрат, и Прагматику пришлось воспользоваться всей полученной биомассой из очередного жертвоприношения. Он понимал, что придётся расплачиваться за подобную голодовку, однако не сомневался, что его слуги смогут принести ему ещё кого-нибудь в жертву, если потребуется.
А вот вторая преграда на пути к воссоединению была куда серьёзнее. Части Разума, уже не будучи едиными, мыслили по-разному. И наверняка имели разные цели. В чём-то, возможно, Логик и Философ сходились между собой, но не полностью. А Прагматик теперь отличался от них всем. Не имея с «братьями» связи, Прагматик не мог знать точно, но справедливо предполагал, что они продолжат захват планеты. А он, Прагматик, уже не хотел всего этого. Просто жить, и не имеет значения, для чего. А воевать не пойми с кем и снова рисковать – нет уж, увольте.
С такими вот нелёгкими думами он запустил свои зонды. Их было пять штук, и они, вырвавшись из его наполовину омертвевших конечностей, с хлюпаньем покинули сферу Живой Воды. Прагматик специально выбрал такое время, чтобы в здании, служившем укрытием для секты, никого, кроме трёх стражников, не было. Незачем пугать слуг, и незачем до поры открывать им все свои планы.
Итак, у Прагматика появились глаза и уши. Поток данных с разлетающихся в разные стороны зондов хлынул в его мозг. И всё... ощущение собственной беспомощности и ущербности исчезло. Наконец-то он обрёл хоть какую-то реальную силу. Власть над этими сектантами – не более чем мираж, и она держалась на их невежестве и слепой вере. А появись у них хоть какие-то сомнения, всё могущество Прагматика испарится, и он останется совсем один, как тогда, падая на планету.
Жаль, что зонды нельзя было сделать из более крепкого материала, но Прагматик предусмотрел распад органического материала и запрограммировал зонды на возвращение к нему, когда потери биомассы станут критическими. Там он уж их отремонтирует...
Если бы зонды умели ещё и сражаться, цены бы им не было. Но Прагматик и так потратил на них максимум свои родных, неорганических деталей, чтобы сделать для них оружие.
Он решил воспользоваться возможностями своих новых слуг. Пять шаров размером с голову ре’льти, неприятного цвета тухлого мяса, активировали свою маскировку. Друг друга они могли видеть, но привыкшие к другим видам излучения глаза ре’льти не могли их различить, а издаваемый зондами шум обладал частотой, которая была недоступна для их ушей.
И вот они покинули здание, невидимые и неслышные, а бдительные стражники, сторожащие покой своего Бога, так ничего и не заметили. Несколько зондов пролетело мимо них, а они ощутили лишь дуновение ветра.
Пусть мозг Прагматика и потерял внушительную часть своего потенциала после разрыва Разума, но он был по-прежнему достаточно силён для того, чтобы считывать данные и отдавать команды сразу пятерым зондам.
Ему открылся вид на село с высоты. Справа грозно возвышалась чёрная башня местного монастыря, а слева на землю неправильными квадратами легли жилые дома. К востоку их становилось всё меньше и меньше, и последний стоял прямо на берегу реки. Там как раз возился какой-то пожилой селянин. Наверное, это был рыболов, или как их там называют? В любом случае, этого мужчину, похоже мучила бессонница (о том, что такое бессонница, Прагматик узнал на примере Йерта, одного из своих слуг – тот очень мало спал, а порой и вообще бодрствовал всю ночь), и он, сидя в свете лампы, перебирал пойманную за день рыбу. Наверное, завтра понесёт её продавать.
Прагматик ощутил радость, что всё это он знает не из доносов своих слуг, а сам видит и слышит всё, что ему нужно.
Один зонд летел над рекой, следуя руслу, второй кружился по монастырю, ловко огибая спешащих куда-то монахов. Прагматик увидел, что они закатывают рукава ряс и хватают со стоек дубинки. Не успел он задаться вопросом, куда это они собрались, как ещё один зонд показал ему, что на юго-востоке (там располагалась слобода северян) кипит ожесточённая драка.
Отлично, Йирик прекрасно выполняет свою работу – множество ре’льти отчаянно молотят друг друга всем, что попадётся под руку, а то и голыми кулаками.
Прагматик никогда не видел северян, но узнал их по особому покою одежды. Они собрались в несколько групп, заняли стратегические позиции (почему-то ему показалось, что эти позиции были определены приезжими северянами ещё задолго до того, как в них возникла нужда) и успешно оборонялись от накатывающихся на них волнами южан.
Зонд сместился левее, и Прагматик буквально задрожал от удовольствия. С недавних пор он очень полюбил наблюдать, как выполняются его приказы.
Вот и сейчас он наблюдал, как переодетый в селянина монах Гвоч и двое его молодцов тащили, как мешки с зерном, двух северян в какой-то закоулок.
Зонд резко, как птица, нырнул вниз и остановился в нескольких шагах от монаха. Тот со злой гримасой на лице волок сразу двоих оглушённых и связанных мужчин, а один из его шайки вёл, поддерживая, второго.
Они все, кроме Гвоча, были сильно избиты, а третий и вовсе едва держался на ногах и прижимал к затылку пропитанную кровью тряпку. А ведь Прагматик приказывал Йирику отправить на охоту за северянами самых сильных и ловких. Похоже, эти двое северян тоже оказались не промах...
Только зачем им сразу двое? Прагматик ощутил некоторое недовольство, но по своему богатому опыту он знал, что редко когда всё идёт идеально по плану.
Судя по всему, это место было точкой встречи. У стены стоял, Йирик и, прищурившись, смотрел на приближающихся к нему сектантов. Как всегда, он лично контролировал выполнение задания. Будь он половчее да более умелым в кулачном бою, то наверняка ещё и сам пошёл бы вязать северян.
- А чего вас только трое? – требовательно спросил он вместо приветствия. – Где остальные?
Гвоч бросил осточертевших ему северян и, смахнув пот со лба, зло ответил:
- Подохли твои «остальные». Этот-то, — он пнул монаха-северянина. – Ловок оказался. Дрался страшно. Я его еле уложил.
- Светилу не понравится, — Йирик покачал головой, глядя на добычу. Прагматик усмехнулся про себя, зная, что убитых слуг жалеть не станет. – Ладно, насчёт трупов не суетитесь, там в драке уже немало народу поубивали. Сойдут за очередных жертв. Только вот... Двоих-то вы зачем взяли? С запасом, что ли?
- Нужен он мне, как же, — Гвоч присел на корточки возле второго северянина. Зонд подлетел поближе, и Прагматик увидел, что это очень молодой ре’льти, ещё юноша. – Дурак я, что ли, сразу двоих на своём горбу тащить?
- А чего ж тащил тогда?
- Да понимаешь, влез вот этот, — Гвоч показал на юношу. – Я почти уже побил того монаха, а тут откуда ни возьмись этот пацан с дубинкой. Видишь, вон, Кдама по башке ухайдакал.
В качестве подтверждения Кдам показал Йирику окровавленную тряпку.
- Попались же драчуны на вашу голову, — хрипло засмеялся Йирик, смачно сплюнув прямо на оглушённого монаха-северянина. – Но вы молодцы, всё равно скрутили.
- Да уж спасибо, — хмыкнул Гвоч. – Редко от тебя такое услышишь. А вот за парня извиняй, некуда его деть было. Мог бы башку свернуть да оставить там, да боязно северян мочить. Сейчас из-за этой драки и так гвалт поднимется.
- Ну да, я тоже рассчитывал, что вы только одного притащите, — рассеянно сказал Йирик. – Да ладно, не переживай. С пацаном я уж как-нибудь разберусь. А ты, Гвоч, давай-ка переодевайся в рясу да иди к своим – я уже слышал, что ваши монахи из монастыря побежали драку разнимать. Того гляди, тебя хватятся.
- А если и хватятся, кто жаловаться будет? – высокомерно ответил Гвоч, но всё равно встал и пошёл по переулку.
- Так, а вы, общипанные, — Йирик направил повелевающий перст на двух избитых сектантов. – Тоже валите отсюда восвояси, вас и так уже кулаками погладили. И смотрите не болтайте!
- Как будто мы на каждом шагу треплемся, — с обидой проворчал Кдам, передвигаясь мелкими шажками, чтобы не упасть.
Йирик поглядел им вслед, вздохнул, пробормотал какую-то жалобу относительно своей нелёгкой жизни, а затем высунулся за угол и свистнул.
Ему никто не ответил, и Йирик, подождав некоторое время, грязно выругался и снова свистнул, но в этот раз громко, во всю мощь лёгких.
На этот раз его, похоже, услышали. Раздался нарастающий топот нескольких пар ног, и вскоре в переулке показались трое запыхавшихся мужчин. Прагматик узнал одного из них – это был невротик Йерт, который всегда очень мало спал.
- Что, ноги в заднице застряли? – вызверился на них Йирик. – Или в дерьмо наступили? Где шлялись, мать вашу?
- Тише ты, не ори, — отмахнулся от него Йерт. Он согнулся пополам, чтобы отдышаться. – Мы твой свист ещё в первый раз услышали.
- Ну а чего тогда копались?
- Тут же дорог нет! – Йерт показал на заборы за спинами стыдливо ссутулившихся ре’льти из его шайки. – Мы по крышам да по заборам скакали! Чего ж ты хотел?
- Ты поговори тут мне! – Йирик от души треснул его по затылку. – А ну встать прямо!
Йерт нехотя выпрямился и сказал:
- Ну хорошо, виноват я, виноват... Ладно, все мы здесь. Что дальше?
- Дальше вот что, — Йирик показал на монаха-северянина. – Снимайте с него рясу.
- Зачем это?
- Вырядишься в неё. Ты же у нас монахом быть хотел?
- Хотел, — подтвердил Йерт, глядя на пленника. – Но только в монастыре сказали, что с бессонницей не берут.
- А чего это так? – поинтересовался один из бандитов.
- Да поймёшь их, этих хитромудрых, — Йерт отмахнулся. – Что-то там бубнили, что у тех, у кого бессонница, с башкой что-то не в порядке. И всё, выгнали пинком под зад.
Он всмотрелся в лицо северянина и спросил:
- А он точно без сознания? Ему ведь руки придётся развязывать.
- Это ещё зачем? – удивился Йирик, но затем сообразил, что по-другому рясу с пленника не снимешь, кивнул:
- Должен быть без сознания. Гвоч его придушил маленько. Хотя... Чёрт его знает.
- Давай, сейчас я его трахну по башке и... – Йерт уже размахнулся, но Йирик прикрикнул на него:
- Э! Не сметь!
- Жалеешь, что ль? – ухмыльнулся Йерт.
Йирику, впрочем, было не до смеха.
- Я те дам его бить! – он сам замахнулся на Йерта. – Ни в коем случае нельзя бить! Нельзя оставлять никаких следов, понял? Если что – только придушить, да и то несильно, чтобы следов на шее не осталось.
- Вот ты треплешься тут, а он, может, притворяется и слушает, — Йерт ущипнул северянина за нос, а затем вдруг надавил ему пальцем на горло. Тот даже не дёрнулся. – А не, и правда спит.
- Не болтай, — сказал Йирик. – Давайте уже стаскивайте с него рясу.
- Подсобите мне, — скомандовал Йерт двум бугаям, нетерпеливо переминающихся с ноги на ногу и ждущих новых команд. – Подержите его за руки.
Он ловко развязал бечёвку на запястьях северянина, и двое помощников крепко схватили пленника за руки. Но тот по-прежнему был без сознания и никак не реагировал.
Йерт стащил с северянина рясу и спросил Йирика:
- А другое тряпьё с него снимать?
- Не, — покачал тот головой, оглядывая пленника. – Штаны и рубаха у него такого же цвета, что и у тебя. Рясы тебе хватит.
- Ну, тогда вяжите его, — сказал Йерт сектантам, держащим северянина, и те споро связали пленнику руки.
Йерт накинул на себя рясу, затянул кушак и накинул капюшон:
- Так похож?
- Ещё бы, — Йирик ухмыльнулся. – Так и хочется тебе в зубы двинуть. А если ты ещё и рта разевать не будешь, то вообще никто ничего не заподозрит.
- А ты меня туда и не болтать посылаешь, — ответил Йерт и требовательно протянул раскрытую ладонь. – Горючка где?
Йирик вытащил из-за пазухи плоскую бутылку и протянул ему.
- Шарахнешь об стену – тут же загорится, — пообещал он. – Только не вздумай открывать, а то вспыхнет. Просто брось и делай ноги. Помнишь, где нам надо встретиться?
- Как же, помню, — Йерт взял бутылку и спрятал её в рукаве рясы. – Ну что, пошёл я... Уж извини, если на прощание не поцелую.
- Вали отсюда, — Йирик раздражённо отмахнулся. Сейчас ему было не до шуток. – И если засыплешься, то лучше сам себе глотку перережь, а то ты меня знаешь.
- Знаю, — Йерт подмигнул ему и, помахав рукой, уверенно побежал к выходу на широкую улицу.
- Ох, трудная ночка будет, — прокряхтел Йирик, посмотрев на ночное небо. Он повернулся к скучающим сектантам:
- Что, от безделья уже ноги затекли? Тогда давайте этих двух в охапку и за мной. Монаха не бейте, я его сам придушу, если очухается. А вот мальчишку можно по голове звездануть, если надо.
- Ну, это мы запросто, — усмехнулся один из ре’льти, взваливая юношу-северянина, как тюк, на плечо.
- Уж не сомневаюсь, — хмыкнул Йирик, идя вглубь переулка и готовясь запрыгнуть на забор. – Всё бы тебе бить кого-нибудь...

- Это что ещё за вашу мать?! – взревел монах-южанин. Вместе с отрядом боевых монахов он ворвался в слободу и начал дубасить дубинкой налево и направо, разгоняя односельчан. – Прекратить потасовку, быстро!
Ретх как раз врезал южанину, напавшего на него с ножом и поспешно отскочил, делая вид, будто он не при делах. Справа Гтев взял какого-то драчуна в захват и, похоже, собрался кинуть его через забор одного из дворов. Однако, услышав могучий бас монаха, он ласково улыбнулся, поставил противника на землю и даже заботливо отряхнул его.
- Куда пошёл? – командир отряда монахов схватил за шиворот одного из улепётывающих селян и сильным движением руки впечатал его в землю. – А ну, братцы, вяжите их!
- Кого — их? – спросил один из монахов за его спиной. – Наших али северян?
- Наших! – рявкнул командир. – Северяне никуда уже не денутся!
Южане поняли, что теперь драку им уже точно не выиграть, и бросились наутёк. Но монахи из местного монастыря умело развернулись в цепь и перекрыли все выходы из слободы. Какой-то ловкач попытался уйти по крышам, но его поймали за штаны, когда он забирался на карниз одного из домов. Его с такой силой сдёрнули вниз, что порвали штаны по всей длине, и южанин, сверкая подштанниками, присоединился к кучке остальных драчунов, которых монахи согнали в середину улицы.
- А чего вы нас-то мочите?! – взвыл один из южан. – Меня вон дубинкой огладили, а северян вообще не трогаете!
- Молчать, пока зубы торчать! – командир замахнулся на крикуна, и тот весь сжался, ожидая нового удара. – Знаем мы вас, потому и лупим! Уж северяне-то ни разу драк не затевали!
Он окинул взглядом слободу и свистнул сквозь зубы.
- Вот же так вашу мать! — сказал он с некоторым восхищением. – Как на поле брани!
С ним нельзя было не согласиться. Земля чуть ли не полностью была устлана телами. Отличие от настоящего поля битвы состояло, правда, в том, что все «павшие воины» были живы. Казалось, что вся земля охает и кряхтит. Большинство пострадавших были южанами, и Ретх с неудовольствием отметил про себя, что это играет против северян.
- Ну что, кого-нибудь ранило? – поигрывая дубинкой, командир подошёл к угрюмым северянам.
- Да вон, — с досадой ответил Гтев, показывая через плечо. – Семерых ре’льти. С ножами на нас кидались.
- А вы что ж, голыми руками их, что ль? – недоверчиво спросил командир, но, окинув побитых южан взглядом и не заметив, чтобы хоть у кого-нибудь было ножевое ранение, довольно заржал: — Ну вы даёте, чёрт побери!
- Я лекарь, — один из монахов-южан отошёл от селянина, которому он наложил шину на сломанную ногу, и обратился к северянам: — Кто там раненый, давайте сюда.
Первым вывели Сгема. Ретх пожалел его – здоровяк находился в самой гуще боя и оказался слишком уж привлекательной мишенью. Потому его ещё не раз били ножами и всего изранили.
Сейчас его ряса на спине стала совершенно синей от крови, и Сгем едва держался на ногах. Но ни одно из ранений не было слишком глубоким, и потому вряд ли стоило опасаться за жизнь гиганта.
Лекарь с помощью двух северян, раздел Сгема до пояса, усадил его на колоду, которую по его требованию тут же прикатили откуда-то из-за угла, и занялся перевязкой.
- А остальные ваши как? – спросил командир, с трудом оторвав взгляд от исполосованной ножами широкой спины Сгема.
- Двеку порезали руку, — Гтев указал на раненого. – А Рмолу камнями выбили два зуба. У остальных простые побои, будут пятна пару дней, да и всё. Ничего страшного.
Ретх разжал переносицу и, убедившись, что кровотечение из разбитого носа прекратилось, встал с земли и подошёл поближе к Гтеву, чтобы посмотреть, как монахи поднимают избитых южан с земли. Их распределяли по тяжести травм – кого в общую толпу, где сидели, злобно зыркая, «виновники торжества», а кого, кто уже не мог даже говорить, уносили на носилках.
Во многих домах были выбиты двери, и сердце Ретха ёкнуло, увидев, как в его собственном доме дверь висит на одной петле. Но вот наружу осторожно выглянула Итл, и он успокоился.
В целом, похоже, жёны северян не пострадали — почти из каждого выглядывали напуганные, но всё же преисполненные любопытства женские лица.
К слободе подтянулись ещё три лекаря, а к ним присоединились лекари-северяне. Одни обходили дома, предлагая помощь, другие перевязывали, накладывали шины или просто вправляли вывихнутые конечности насупившимся южанам.
- Ну что, — командир монахов-южан взгромоздился на забор, чтобы видеть и южан, и северян. – Будем, как с детишками в яслях? Начнём с селян. Кто первый начал?
Ответом ему было молчание.
- Ну? – ехидно спросил командир. – Раз молчите, значит, совесть нечиста. А ну, Кляш, возьми-ка вот этого, что рядом с тобой, за ушко. Пусть расскажет.
- Ай! – пискнул парнишка, которого дюжий монах Кляш схватил за ухо и рывком поднял. – Оторвёшь, ай!
- Ну, говори, мерзавец, — ласково сказал Кляш. – Кто драку затеял?
- Да я же не сразу пришёл! – затараторил парень. – Слышу – орут: «Северяны наших бьют!». Вот и пришёл подмогнуть...
- Ох, подмогнёт тебе батя дома плёткой по заднице, — сказал командир. – Ну что, так и будем молчать, вы? Али все пришли подмогнуть?
Снова молчание.
- Вот же наглые какие, — спокойно сказал командир, обращаясь скорее к самому себе, чем к кому-то. – Так, ладно. А гости наши северяне что молвят?
По молчаливой команде Гвена, главного среди северян, Ретх, вытирая мокрой тряпкой кровь с избитого лица, вышел вперёд.
- Ночью они какое-то шествие устроили, — сказал он, с трудом двигая распухшими губами. – С факелами, пели «Узревши образ их...».
— А, ну да, — согласился один из монахов-южан. — У них там какое-то массовое купание было – праздновали какую-то дату по старому языческому календарю.
- Это они День Воды праздновали, — мрачно уточнил командир. – И в такие дни молитву «Узревши образ их...» не поют. Ну да ладно, северянин, дальше что?
- Пришли они в слободу, перебудили тут всех. Мы им «идите отсюда», а они грозиться начали. Ну, попыжились друг на друга, они вроде и ушли. А потом вон там, — Ретх указал на неосвещённый участок около дальнего дома. – Собралась какая-то кучка ре’льти, они и давай камни швырять. Мы понять ничего не успели, а они уже рядом и бьют нас. Ну, мы их и... эх. А потом – шум, гам, все на нас кинулись и покатилось... Так оно было.
Командир мрачно кивнул.
- Есть, что добавить? – спросил он у южан, но те, насупившись молчали. Ретх удивился, почему никто не протестует и не пытается свалить на них всю вину. Должно быть, и вправду боятся своих монахов.
- Нечего, значит, сказать, — констатировал монах. – Вот ведь стадо дураков... Ну и что делать мне с ними? Эй, северянин!
Он опять повернулся к Ретху и спросил:
- А кто в вас камнями кидал? Можешь показать?
- Да как их лица запомнишь? – Ретх пожал плечами. – А хотя стой... Эй, костоправ!
- Чего? – недовольно спросил один из лекарей, накладывающий шины и вправляющий суставы избитым. Он как раз вставил кому-то на место вывихнутую кисть, и неблагодарный южанин громко завопил от боли.
- Заткнись, ты. Думать надо было, когда в драку лез, — лекарь встал, вытирая руки. – Ну, северянин, чего тебе?
- Ты колени вправлял кому-нибудь? – спросил Ретх.
- Тут пока только один такой был, — лекарь указал на одного из селян. – Вот он. Ты только помягче, он ходить пока не может.
Ретх подошёл поближе к южанину, на которого ему указали. Тот сидел среди других товарищей по несчастью, вытянув травмированную ногу. Ему к коленному составу была привязана доска, и он не мог уползти от обвинителя при всём желании, хоть и пытался.
- Куда ползёшь? – невозмутимо спросил Ретх у беглеца-неудачника. – Узнал меня?
- Конечно узнал! – вскрикнул избитый южанин. – Не пускайте его ко мне, он мне чуть ногу не оторвал!
- А ну-ка, ну-ка, — командир спрыгнул с забора и подошёл поближе. – Это он в вас каменьями кидался?
- Он и ещё несколько ре’льти, — Ретх кивнул. – А когда всё раскидали, пошли в рукопашную.
- Это ты камнями кидался? – спросил командир южанина.
- Ничего я не кидал! – яростно возразил тот. – Чего вы этим северянам верите? Они тут первые всех бить начали, когда шествие началось!
- Да ты что! – командир округлил глаза. – Так вот прямо схватили за ногу и в ухо засунули, ага? А я ведь тебя знаю. Знаю-знаю, не отворачивай морду. Ты – Плеб, и мы тебя пару раз уже ловили за то, что с северянами дерёшься.
- Враньё! – начал было отнекиваться Плеб, но командир прикрикнул на него:
- А ну тихо! Точно, узнаю тебя. Ты, малыш, очень хорошо камнями кидаешься. Сначала, пока маленьким был, в птиц кидался, а теперь в северян?
- Наверняка он, — кивнул один из монахов-южан. – Я видел, как он птиц сшибает – ужас берёт.
- Ничего я не кидал! – настырно сказал Плеб. Командир схватил его за лицо и процедил:
- Из-за тебя нам придётся объясняться с северянами. А если бы вы зарезали вон того, здорового? Никуда я тебя не пущу, тварь ты хромая! Перед северянами вместе с нами отвечать будешь!
- А они тоже хороши были! – впервые подал голос один из южан. – Были тут дураки с ножами, так они тоже кого-то в бок пырнули!
- А кто первый начал ножами махать? – поинтересовался командир.
- Ну... – нерешительно ответил южанин. – Не северяне, точно.
- Ну и чего ты ждал? – спросил командир. – Вы их резать, а они терпеть, что ли будут? А кого закололи?
- Твоба, кажись, — сказал другой южанин. – Он там чего-то махал-махал ножом, у него его отняли и... ну, ты понял.
- И где этот Твоб?
- Ушёл туда вон, за угол, — показал южанин. Командир махнул двум своим монахам, и те пошли проверить.
Ретх недоумевал, почему южане, недавно так злобно дравшиеся с ними, сейчас оправдывают ненавистных северян. Потом до него дошло, что эти двое пытаются как-то облегчить свою вину в глазах командира и, следовательно, смягчить наказание.
- Ну да, лежит тут какой-то, — громко сказал один из монахов, что пошли посмотреть. – И рядом с ним ещё двое, но их, видимо, голыми руками уделали. Все трупы.
- Всё-таки убили кого-то, — тяжело вздохнул командир. – Эх вы, северяне, чтоб вы треснули... Теперь-то дело ещё тяжелее станет. Скажите хоть, кто пырнул этого Твоба?
Настала очередь северян тяжело молчать. Хотя большинство, конечно, не знало, кто из них вдруг ударился и убил южанина. Не исключена и случайность... Но всё равно, никто не мог осудить этого монаха.
- Молчите? – грустно спросил командир. – Так я и знал...
Он тяжело вздохнул и показал дубинкой:
- Идём в монастырь, будем объясняться с игуменом. И этих, — конец дубинки указал на южан. – Тех, кто может ходить, тоже с собой возьмём.
Южане, до этого хранившие молчание, тут же дружно загомонили. Те, кого избили не слишком сильно, вскочили и попытались дать дёру, но куда там... Монахи тут же сшибли их на землю.
- Ага, вот тех, кто попытался драпать, получше сторожите, — ухмыльнулся командир. – Куда бежим, ребятки? Али виноваты в чём? С вами первыми поговорим.
Кровожадно улыбнувшись, он громко скомандовал:
- А ну встать! Пошли все в монастырь! Северяне, не стесняемся, тоже идём!
Южан, как скот погнали по улице, давая дубинками по хребту особо упорным. Северян демонстративно не трогали, только вежливо торопили.
Деваться было некуда, и жители слободы по молчаливому согласию с Гвеном, самым старшим из слободы, пошли за ними, ведя под локти раненого Сгема.
- Может, тьегева тебе подогнать, верзила? – озабоченно спросил командир монахов-южан, наблюдая за ним. – Я бы тебя здесь оставил, раз раненый, да по долгу положено...
- Сам дойду, — кратко ответил Сгем.
Командир восхищённо ухмыльнулся:
- Мне б таких как ты, всех разбойников перебили бы...
Плетясь вслед за остальными, Ретх подсчитал «потери». От полученных побоев кружилась и болела голова, но он всё-таки пересчитал всех северян и, насчитав двадцать семь монахов, успокоился. В полку не убыло – все были на ногах, даже исколотый ножами Сгем.
Негласный командир северян Гвен шёл где-то в середине толпы северян. Он не был трусом, но имел большой военный опыт. Когда в приграничном конфликте с Рол-кваш вражеские снайперы стали стрелять отравленными стрелами в командиров боевых отрядов Тальх’льера, старшим монахам пришлось изменить манеру общения и раздачу команд.
Почти каждый из северян, окружавших Гвена, воевал на границе, но даже те немногие, кто не успел завершить обучение и опоздал к завершению конфликта, знали новый порядок команд.
Сейчас это играло северянам на руку – возможно, лидером видели Гтева, а, возможно, и вовсе считали, что у северян пока нет вожака. Поэтому Гвен всегда как бы оставался в стороне, прикидываясь сторонним наблюдателем. На самом деле он отдавал команды, и каждый выполнял их. Северяне знали, что ждёт их на Юге, и потому не приехали неподготовленными.
Ретх увидел, что Гвен почёсывает подбородок, словно о чём-то размышляя. Старый воин повернул к Ретху задумчивое лицо и прошептал:
- Ретх. Мы их отвлечём, а ты прыгай в кусты. Когда уйдут, осмотришь здесь всё.
- Меня же сцапают, — ответил Ретх. – Я ведь на южанина не похож.
- У меня в доме возьмёшь южанскую одежду и проверишь обстановку в селе, — приказал Гвен. – Всё, хватит обсуждать.
Ретх кивнул. А Гвен между тем мягко, чтобы не причинить боль, толкнул Сгема в израненную спину и шепнул:
- Сгем, упади!
Сгем среагировал моментально. Он очень натурально застонал от боли и упал на колени. Северяне, конечно же, тут же сгрудились вокруг него. Их было много, они толкались и мешали друг другу, и поэтому Ретх легко смог сбежать в общей суете. Он рыбкой нырнул через низенький забор одного из домов и распластался на земле за развесистыми кустами, надёжно скрывших его от глаз южан.
- Что такое, верзила? – командир первым из южан подбежал к Сгему. Ещё бы, ведь если у него на руках умрёт северянин, то дело труба.
- Просто дёрнулся, и больно стало, — сказал Сгем побелевшими от настоящей боли губами. Было видно, что он вовсе не изображает свои мучения. – Ничего, сейчас встану и...
- Куда ж ты встанешь? – горестно спросил командир. – Ох, бедовая голова твоя, северянин... Ну не могу я тебя с собой не взять, понимаешь? Надо же как-то доказать, что и наши дурни ваших увечили. А то ведь выпнут вас из села за драку, и всё тут.
- А чего ты так о союзе с северянами печёшься? – скептически спросил Гтев.
- Ну эта-а-а-а... – командир шумно почесал затылок и нехотя сознался:
- Жена у меня северянка... А вдруг её тоже отсюда вытурят? Я-то как один буду?
Гтев расплылся в улыбке до ушей, но в адрес смешанного брака всё-таки не высказался.
- О-о-ох, — шумно, как кузнечный мех, выдохнул Сгем. – Твоя взяла, командир... Подгони тьегева.
- То-то же, — озабоченно ответил командир. – А то всё храбрился... Эй, Кляш! Дуй в монастырь, пригони тьегева!
Монах послушно побежал по улице, а командир спросил Сгема:
- Ничего, что подождёшь немного? До монастыря не так уж близко.
- Ерунда, — слабо отмахнулся Сгем. – Можно и подождать.
«Ах ты гад!» — злобно подумал Ретх. Он валялся за кустами в неудобной позе, у него уже затекли ноги, и мошка так и норовила залететь ему в глаза.
Но он ощутил укол совести за такое отношение к брату по монастырю. Всё-таки всю спину ножами истыкали, как тут походишь... Пусть уж лучше верхом на тьегеве поедет.
А Ретх может и подождать. Ведь и опыт имеется – как-никак, был разведчиком на границе. Там и в снегу мёрз, и под дождём мок. А потом его лихорадило в лекарской палатке... Всё было. А здесь, в кустах, разве хуже, чем тогда?
Так он себе и отлёживал бока, боясь вдохнуть лишний раз, чтобы не привлечь к себе внимания. А какой монах-южанин и вовсе, как назло, прислонился к забору, за которым он прятался в кустах.
«Если заметят, притворюсь избитым, — подумал Ретх. – Ребята мне подыграют».
Но, на его счастье, в дворик никто не зашёл, и он пролежал незамеченным, пока не привели тьегева, не усадили на него Сгема и увели.
Когда, наконец, улица опустела (а на это потребовалось время), Ретх вдохнул полной грудью и с кряхтением встал с земли. Ноги и руки не гнулись, и всё тело болело.
Размявшись, он перемахнул через заборчик и быстро пошёл к своему дому.
- Уже ушли? – с тревогой спросила жена Сгема, осторожно высунувшись из окна. – Сгем сильно ранен?
- Поправится, — успокоил её Ретх. – Но вы лучше не высовывайтесь. Никто.
- А ты-то почему остался? – не унималась она, но Ретх приложил палец к губам, приказывая ей молчать.
Мягко ступая, он вошёл в свой дом. Выбитая дверь сиротливо скрипнула, и Ретх придержал её рукой. Он увидел, что в глубине прихожей полулежит, привалившись к стене, труп южанина.
Ретх подошёл поближе и рассмотрел торчащий в груди покойника нож. Молодец, Итл! Вот что значит монашка, не растерялась!
На кухне раздался шорох, и из-за косяка осторожно выглянула Итл. Узнав Ретха, она облегчённо вздохнула и спряталась обратно.
Он зашёл на кухню и, в глаза ему ударил свет лампы, которую Итл только что зажгла.
- Живой, — пролепетала она, вцепившись в него мёртвой хваткой. – Ох, как же я боялась...
Ретх и сам не удержался и поцеловал её, несмотря на боль в разбитых губах.
- А ты молодец, — сказал он, прижимаясь щекой к её макушке. – Не дрогнула. Отбилась.
- Что же это была за чертовщина? – спросила Итл, слегка отстраняясь от него, чтобы посмотреть ему в глаза. – Кого-нибудь из наших убили?
- Нет, никого, — Ретх покачал головой. – Только Сгема всего исполосовали – слишком уж заметный был. Но ты его знаешь, он ведь здоровый...
- Вот и хорошо, — Итл легонько коснулась его разбитой скулы. – Сильно же тебя... Сейчас я разогрею воду и...
- Итл, — мягко прервал он её, взяв за руки. – Нет времени лечиться. Да я и не ранен вовсе, чтобы ты о чём-то волновалась. А мне надо идти на разведку.
Он снова поцеловал её и строго сказал:
- А ты будь начеку. Мы всё-таки убили нескольких южан. Мало ли кто захочет отомстить.
Итл тяжело вздохнула, но не стала перечить. Ещё раз поцеловав её на прощание, Ретх вышел на улицу и направился к дому Гвена за местной одеждой.

 


*1 Кольцо вокруг планеты. Согласно священному писанию Тальх, это Кольцо – объятия Матери-Богини, которая решила защитить своё дитя после гибели Отца-Защитника. ^

*2 Музыкальный инструмент, популярный на севере государства Тальх’льер. Считается неотъемлемым атрибутом странствующего музыканта. ^

*3 Домашняя скотина – маленькие чешуйчатые животные. ^

*4 Так народ Тальх’льера называет себя. По одному из своих значений слово эквивалентно слову «человек», однако здесь нельзя подменить его этим термином ввиду того, что ре’льти, несмотря на отдалённое родство с землянами, людьми не являются. ^

*5 Мера времени народа Тальх’льер. Равняется 1,73 земному году. ^

*6 Верховое животное. ^

*7 Третий месяц в году по летоисчислению Тальх’Льера, в течение которого все достигшие совершеннолетия юноши и девушки должны, согласно традиции, вступить в брак. Женитьба именно в этот месяц уже не является обязательной, но многие до сих пор следуют традиции. ^

*8 Молитва, обращённая к пришедшим с неба чёрным богам. ^

 

Продолжение

Fanat
К началу раздела | Наверх страницы Сообщить об ошибке
Библиотека - Конкурсные работы - Культ мёртвого Солнца
Все документы раздела: Пилот боронского Дельфина | Десять стазур | После боя... | Секретный, номерной - 2 | Фалкону | Встреча | За час до… | Последний день жизни торговца или начало | Это короткая история, о том как я наткнулся на ксенонский сектор | Лето ПревеД | Восточное побережье | Разбудил меня писк коммуникатора | Звёздная радуга | Мемуары контрабандиста | Большои круиз | А вот еще случай был | Последний человек, или повесть о вреде долгого отдыха | Тот, который дожил до лета | Два разных Новых Года | Под фиолетовой луной | Здравствуй, елка, Новый Год! | С новым годом, Дедушка! | Тепло рук человеческих | Работа №2 | Груз особой важности | Работа №3 | Незаконченное письмо | Новогодние Червяки | Исполнение мечты | Новый Год для Феникса | Show must go on! | Спор о похмелье | Тяжелое похмелье | Нарушитель | Momentum Deimos | Марафонская неделя | Похмелье в невесомости | Похмельный террор | Охотник на драконов | Меч синоби | Veni, vidi, vici | Куда ты пропал? | Команда | Свобода | Сказка о цвете глаз | Опустошение | Феникс | Autumn years | Все не так | Курьерская Галактическая | Пыль | Падающие звёзды | Шесть лет | Небесный Тихоход | Закат последнего | Звезда героя | Новая земля | Последняя речь господина посла | Храбрец | Пастух из Хацапетовки | Рыбалка на Мерлине | Сон | Свобода | Планар | Выход | Ижевск-авиа 3301 | Десант | Безумству храбрых поем мы песню! | Дорога без возврата | Марк | Гаврила | Угловой | Русалка | Контакт | Месть Малинче | Сон | Ещё не время | Путь тайника | Таинственное вокруг нас | Последнее желание | Режим ограниченной функциональности | Горлогрыз | Неконтакт | Чужое пекло | Пираты Ист-Айленд | Чужая жара | Адский понедельник | Чужая жизнь | Курорт | Охота за призраками | Последний отпуск | Жара в муравейнике | Венец природы | Жара | Музыкант | Полночный танец | Герой не нашего времени | Полёвка | Герой не нашего времени | По следу демона | Там на неведомых дорожках… | Двух зайцев | «Veni, Vidi, Vici…» | МАЗАФАКЕРЫ АТАКУЮТ | Я, Он и Она | Культ мёртвого Солнца | Эвакуация | Три секунды | В круге | Я Костюм | Отголоски прошлого | Финал Первой межзвёздной | Короткая история о том, как появляются Новые Земли | Поэзия с конкурса "Новая Земля" | Спокойной ночи, родная | Князь Тьмы | Странная мысль | Миссия 42 | Первая звезда | Церемония | Тета три дробь один | Полет драконов | Месть | Наша планета | Инцидент на Эсперансе | Создатели Мира | Экзамен для пилота | Про Гошу-молодца или Однажды в космосе… | Млечный вечер | Дети доведут кого угодно | Контрабандисты: Однажды, в космосе… | Кризис | Контракт и ангел | Кормовая Башня No.8 | Легенда | Три имени в списке | Оставит лишь грусть | Облачный дом | Шаманские будни | Одноглазые демоны | Панацея | Маски Ниенорге | Рождение легенды | Бессмертные Императоры | Беглецы | Скрижаль последних дней | Сфера человечества | Ворота города, которого нет… | Регенерация | Епитимья | Монопольное право | Герой или предатель? | Деревенька | ЗАВР | 3305 год | Джекпот | Артемида | Троянский доступ | График работы | Площадка №3 |


Дизайн Elite Games V5 beta.18
EGM Elite Games Manager v5.17 02.05.2010